Ольга Новикова - Христос был женщиной (сборник)

А значит, и мне.

Если б художник жил с расправленными плечами…

Василиса подмяла под себя человека… Не она первая, не она…

– Ты что в одиночестве тут тушуешься? Не бойся – не съедят.

Криста вздрагивает. Неожиданность превращает в оплеуху легкий толчок в плечо.

Оборачивается.

Василиса как ни в чем не бывало.

– Писать о моем Георгии будешь? – говорит она с маловопросительной интонацией.

Опять приказывает.

Только бы не смотреть на нее! Сорвусь – а зачем?

Криста рыскает взглядом, на кого бы отвлечься? Несколько знакомых глаз шмыгают от нее в сторону, как мыши. Или ей только кажется? Мнительность?

Наконец видит Еву с Павлушей. Бормочет «Извини» в сторону Василисы – повернув голову, но не глядя ей в лицо – и бежит к ним.

Павлуша заулыбался, но Ева…

– …Вам бы пострадавших поснимать… – договаривает она высокому широкоплечему блондину. – Дошедших до дна… И оставшихся человеками. Чистое вещество сердечности, обнаженка души… У вас получится! – Все еще не поворачиваясь к Кристе, заканчивает она.

Не заготовленный, спонтанный совет.

Пока Криста всматривается в того, кому адресовано прозрение, Ева дотрагивается до ее плеча. Привет, мол, – и к выходу. Неторопливо, но решительно.

Куда-то надо, наверно…

Ну, конечно, потом позвонит, объяснится…

Звонка от Евы нет ни вечером, ни на следующий день…

Тогда Криста прячет самолюбие в загашник, где копятся все непродуктивные чувства, мешающие действовать, и все-таки пишет о выставке. Отмечает серию фотографий, на которых вместе и по отдельности Ева и ее дочь, очень взрослая девушка. Как сестры. И название триптиха точное: «Целеустремленность».

Времени уходит – уйма. Ведь расхваливать вроде бы не за что, разносить в пух и прах несправедливо. Значит, табу на все оценочные эпитеты, никаких «замечательный, удивительный, прелестный» или «глупый, заурядный, поверхностный», с помощью которых так легко имитируется страстное отношение к описываемому и камуфлируется полное невежество. Если уж взялась за работу, то хотя бы самой себе объяснить, что так задело в нескольких лицах.

Заметка получается необычной. Слишком содержательной для сайта, с которым Криста сотрудничает. Не формат. В итоге опус обкарнывают, про Еву сокращают… Полный вариант удается проартикулировать по радио и разместить в ЖЖ. Но и на него Ева не отзывается.

Не слышала, не читала?

У Евы до многого не доходят руки, в том числе и до откликов на Георгиеву выставку. Джазик собирал их в отельную папку на рабочем столе ноутбука, потом ему надоело напоминать, и он распечатал каждый журналистский чих и выложил стопку бумаги на кожу письменного стола.

Но и так не тянет взглянуть. Это все на такой периферии…

Даже диссертацией Ева теперь занимается из-под палки. Конечно, держит эту самую палку в своих руках, но все же… Столько сил уходит на то, чтобы доказать свои незащищенные прозрения, описать их научным, строго регламентированным языком… Зачем ей это?

Мысль все время гуляет налево от теории музыки в сторону никем пока не понятых глобальных процессов. Как? Что будет?

На практике же приходится заниматься спасением активов, думать, как обезопасить то, что удается выхватить из финансово-кредитного обвала… В процессе тактического маневрирования и идеи кое-какие наклевываются…

– Сокровище, чай готов. Тебе сюда принести или в столовой выпьем? – Тихий голос Павлуши попадает как раз в зазор между мыслями. Одна обдумана, вторая еще не пришла. Как это у него получается? По спине, что ли, угадывает, когда можно отвлечь?

Приятно…

За файв-о-клоком Павлуша пересказывает отзыв Кристы на выставку.

Говорит он, как всегда, сбивчиво, но так спокойно по отношению к автору, что Ева вдруг вспоминает науськивания Василисы. «Учти, он реагирует!» И ведь залезло в душу. Какая мура! Стыдно! Хорошо, что только отдалилась от подруги, а не выговорилась. Ведь даже на вернисаже Василиса что-то там вполголоса клепала на Кристу.

– Ха-ха-ха! – вслух подсмеивается Ева над собой.

Павлушины брови взлетают вверх. Откуда, мол, сарказм? Недоумевает, но молчит. И хорошо. Не станешь же ему объяснять, что чуть не приревновала. Ревность, недоверие портит мужчин и может навести ненароком на упоминаемую женщину. Присматриваться они начинают…

– Где трубка? – сердито спрашивает Ева. Негодует лишь на себя.

Павел и тут понимает. Несуетливо и безропотно приносит трубку стационарного телефона.

– Не этот! Мне мобильник нужен! Я же не помню ее номера! – неотходчиво кричит Ева.

Наконец связь установлена. В голосе Кристы – простая радость. И в основной партии ее нарратива, и в побочных нет и намека на обиду, на недовольство… Легко с ней. Ни разу не выясняли отношений. Но косвенно объясниться надо:

– Закопалась в диссертации, вот третью главу закончила.

– А первые уже написаны? – моментально включается Криста. Забыв о себе, как будто Евина докторская защита – ее первейшая забота.

– Да вчерне все пять глав набросаны, но там еще работы… Главное же: не очень понимаю, зачем трачу столько сил, столько времени…

– А в самом начале, когда бралась, понимала?

– Ну да… Ради свободы. В старости, если доживу… независимость необходима. Профессор, читающий лекции, более или менее свободен. А композитор рабски зависит от вдохновения. Нет его – и чем заниматься? Поэты, например, начинают алкоголически пить… Но месяц поглушишь себя, другой… А оно, вдохновение чертово, все равно не приходит. Некоторые без него начинают гнать мякину… Не дай бог…

– Понимаю… Хочешь иметь творческое занятие, в котором вдохновение – только составляющая его часть. Архитектор, прозаик, профессор… все они владеют ремеслом… Им не страшно, что сегодня «Муза посетила, – немного посидела и ушла!», – с узнаваемой хрипотцой декламирует Криста. – Тогда смирись, гордый человек! Ой!

В трубке – громкий стук.

– Что стряслось?

– Извини, я только что видела… Крысу!

– Хм, крыса… Тоже мне, диковина! Как-то сижу в лобби пятизвездочного отеля в Нью-Йорке… Вдруг из-под соседнего кресла мчится серая толстуха. Я бегом к портье, а он невозмутимо: «Да, мэм, их тут много… ничего поделать не можем…» Ну, поставь мышеловку. Или давай ко мне. Хочешь, Джазик за тобой приедет?

– Спасибо. Все-таки постараюсь с ней договориться.

Звонок Евы так будоражит, что Кристе не сидится на месте. С трубкой у уха она ходит по своим нероскошным владениям, останавливается у окна, смотрит на въезд в огороженный двор дома напротив. Рука шлагбаума взлетает вверх, но в узком горле не могут разъехаться два джипа-близнеца. Их пафосным хозяевам, наверное, неловко за одинаковую черно-металлическую одежку…