Наталья Волнистая - Девять дней в июле (сборник)

– У нее такая мама, такая мама, – закатывал глаза лысоватый Паша, большой спец не только в оценке нежилого фонда, но и по бабам ( что они в нем находили, в конторе понять не могли – урод уродом ), – вы не пожалеете, если возьмете эту девочку.

Утром пришла кругленькая страшненькая блондиночка, одетая так, будто собралась в поход по родному краю, – потертые ботинки, ветровка, мешковатые штаны. Мякишева как-то по-иному видела своего секретаря, но решила не вредничать. Тогда она была доброй и покладистой, и слова «ты совсем уже как Мякишева» почти никого не обижали. Хуже было другое – Юля ничего не умела. Ни по телефону разговаривать, ни кофе варить. Компьютера не боялась, и то хорошо. У нее получалось с первого раза набрать письмо заказчику не теряя текст безвозвратно в самом конце, что для многих в конторе было высшим пилотажем.

И еще Юля была очень обидчивой. Она обижалась, когда ее поторапливали, просили отвезти документы в банк не на машине с водителем, а троллейбусом, не садиться на столы юристов в присутствии клиентов и перестать болтать по телефону с мамой и подружками.

Когда Юля обижалась, она уходила плакать. Вот это она делала профессионально – рыдала в туалете долго и обстоятельно, возвращаясь в приемную с красным носом и распухшими глазами. Ни о какой работе до конца дня речь, разумеется, не шла.

Но больше всего Юля злилась, когда аудиторы, добрые женщины, мягко, по их мнению, советовали ей надеть юбку и туфли на каблучках. Насчет мягкости можно поспорить, но обидеть ее они точно не хотели.

Однажды любимый клиент фирмы Витенька, успешный хозяин пяти ресторанов, поднаторевший в сложных бизнес-схемах, хитро посмотрел на Мякишеву и сказал:

– Зая, я понял, почему ты эту чучундру на работу взяла. Чтобы Женькина жена не возникала. Мудро поступила. Такую я, даже сильно нажравшись, не трахну. Но ходить к вам теперь неприятно, зая, говорю тебе честно. Глупая девчонка и противная.

Проглотив «заю», Мякишева поняла, какое лицо приобрела контора. Если уж Витенька, будучи крепко выпивши, не польстится, значит, дело совсем плохо. Раньше Мякишева этого не понимала – в женской привлекательности она разбиралась плохо.

Заручившись поддержкой главного аудитора Татьяны Модестовны, которая долго не могла оправиться после потери Юлей всех экземпляров годового отчета конторы, Мякишева вызвала в кабинет Пашу.

– За что ты нас ненавидишь? – вкрадчиво спросила Модестовна, и грудь ее могучая вздыбилась. – Ты это специально?

Паша не стал делать вид, будто не понимает, о чем речь. Он повинно склонил голову с остатками кудрей, красиво развел руками и попытался оправдаться:

– У нее такая классная мама, девочки… И вообще, с лица не воду пить. Страшненькая – не отрицаю, но мы же интеллигентные люди, правда? Мы же не судим о человеке по его внешнему виду?

– Если бы судили, ты бы здесь три дня не проработал, – не удержалась Мякишева.

– Мой годовой отчет – это, по-твоему, придирки к внешности?! – простонала эмоциональная Модестовна. – А когда она заказчику сказала, что клиентов много, а она одна, и нечего ее торопить?

– А когда оставила входную дверь открытой на все майские праздники? – шепотом добавила Мякишева. – А трех котят принесла и поселила в приемной? И теперь эти коты облизывают посуду…

– Сволочь ты, Паша, – резюмировала нечуткая Модестовна.

На том и порешили. Первый опыт с наймом секретарши был признан неудачным. Что Мякишева выслушала от босса Жени, пересказывать не будем. Долго он ждал этого момента, и тут Мякишева наконец попалась и получила за все сразу, но без оптовой скидки.

Она покаялась, в отличие от Юли, которая, уходя, хлопнула дверью так, что с потолка вся штукатурка осыпалась, и приемная стала похожа на бомбоубежище. Котов раздавали несколько недель, страшные были коты и злые.

Мякишева больше не доверяла посторонним и решила подыскивать секретаря своими силами. Прослышав о вакансии, к ней пришла Большая Элла, дальняя знакомая. НИИ, где она работала, безжалостно разогнали, обнаружив, что без этого скопища бездельников народное хозяйство вполне может обойтись. Элле, которая много лет опрометчиво считала себя конструктором горных машин и оборудования, пришлось искать счастья в других местах.

– Секретарша вам, говорят, нужна, – басом сказала Большая Элла, нависая над Мякишевой угрожающим утесом, пропахшим «Клима».

Сидеть под Эллой было неудобно и немного страшно. Совсем не хрупкая Мякишева поежилась и заискивающе ответила:

– Ну-у-у… как бы да… Может, ты сядешь?

Большая Элла мощно плюхнулась в кресло и по-хозяйски оглядела кабинет. Мякишева мысленно прокляла новую мебель и голубые жалюзи – гонорар по бартеру.

– Нормально тут у вас. Бери меня секретаршей, я как раз без работы. Телефон-шмелефон, на машинке я печатаю, будете довольны.

– У нас вообще-то компьютер, – пыталась отбиться Мякишева, – рабочий день ненормированный, по выходным работаем, если нужно.

– Глупости, – рубанула Элла, – власть поменялась, а КЗоТ остался. Не имеете права эксплуатировать трудящихся. А компьютер ваш – панская хвороба, на машинке вернее.

Про эксплуатацию трудящихся Мякишевой понравилось, и она чуть не отправила Большую Эллу к боссу, чтобы та ему это повторила. Но вовремя опомнилась.

Каким-то чудом удалось убедить Эллу, что работа в фирме ей совершенно не подходит. Она конторе – да, а контора ей – вот нисколечко. Кровососы мерзкие, а зарплата копеечная.

Кстати, Мякишева сделала Элле доброе дело, не взяв ее на работу. Не найдя себя на секретарской ниве, Большая Элла в компании таких же конструкторов начала яростно челночить и начелночила себе два магазина, где стала неплохо зарабатывать на хлеб насущный.

И вот, обессилев в бою с бывшей создательницей горного оборудования, Мякишева совершила опрометчивый поступок. Дочка соседки, ласково щебеча, рассказала о подружке, замечательной девочке, которой не повезло в жизни, – муж оказался негодяем и оставил ее с ребенком. Но ребенок живет у мамы в городе Харькове, и подружке ничто не мешает стать отличным секретарем. Мякишеву подкупили слова о покладистом характере, что в свете Юли Первой было немаловажно.

Так в контору пришла Юля Вторая.

Эта Юля желала замуж. Отчаянно, не скрывая своих матримониальных намерений ни от кого.

– Жалко, конечно, что у нас директор женщина, – доверчиво делилась она с аудиторшами, – но я вижу, что среди клиентов очень перспективные люди попадаются. Посмотрим, как сложится…

Юля была мила, не хамила заказчикам, варила сносный кофе, не забывала подавать салфетки, блистала лакированными туфельками и придавала конторе определенный шарм.