Мария Метлицкая - Дорога на две улицы

– Какое! Мы станцевали медленный танец, и я решила показать ему Питер. Гуляли до рассвета – такая романтика! Он мне потом рассказывал, что страшно удивлялся – в номер к нему не спешу, к себе не веду. Странная профессионалка – не спешит заработать. А я – ни сном ни духом. Гуляем, болтаем. Я ему город показываю. Говорю, что от мужа ушла. Проводила его до гостиницы и поймала такси – до дому. Он пытался такси оплатить, а я не дала: вы – гость нашего города, типа. Вот тогда он понял, что ошибается. И назначил свидание на завтра.

Свиданькались мы десять дней – он даже дела похерил. Потому что влюбился. Ну а через два месяца явился и сделал предложение. Я и сама не ожидала. Занимался он мехами – при Союзе в Союзпушнине, а дальше – и так понятно. Бывал на всех аукционах, во всем мире. Я понимала, что он не бедный. Но размеры и масштаб его богатства, честно говоря, не представляла. Он был вдовец и отец взрослого сына. Где жить, предложил на выбор. Дом в Калифорнии, дом на Гавайях. Квартира в Париже, квартира в Риме. Вилла в Эмиратах. Он любил тепло и никогда не оставался в осени, и уж тем более в зиме. Вот и попала я в такую сказку! И в мечтах не было. Он был англичанин, но с примесью южной крови – мать из Алжира, из бедняков, но красоты была немыслимой… Англию с ее климатом ненавидел и квартиру там намеренно не покупал. Мы ездили по всему миру – я всегда с ним. Почти семь лет абсолютно счастливой жизни. А потом… – она замолчала. – А потом он заболел. И оказалось, что поздно. Все поздно. И не помогли никакие деньги – Дэви умер спустя три месяца. Все, что могли сделать, – это избавить его от мук. Последний месяц он был в коме. И я разрешила его отключить… Надежды никакой не было – что человека мучить и не отпускать? И я отпустила. Его и себя. Ну, потом, разумеется, были суды с его «распрекрасным» сыном. Я не в обиде – на мою жизнь хватит. Так хватит, что спать можно спокойно. Так что теперь я – богатая вдова.

– И веселая, – сказала Ольга.

– И веселая, – подтвердила Ирина. – Потому что поняла, как быстротечна жизнь!

– И давно тебя на философию потянуло? Я-то думала, что ты с этой установкой родилась!

– Осуждаешь? – прищурила глаза Ирина.

– Нет, – покачала головой Ольга, – констатирую. Осуждать давно и никого не берусь – тоже жизнь научила. Даже тебя, вот что странно. Хотя ты для меня – загадка природы. Но я и разгадывать ее не рискну – знаю, что не получится. И понять тебя никогда не смогу. Как ты оставила ребенка. Забыла про родителей. Переступала через чужие судьбы.

– А ты? – возмутилась Ирина. – Ты – не переступала? За тобой никаких грехов? Ошибок, дрянных поступков?

– Наверняка, – подтвердила Ольга, – наверняка и несомненно. Но… Знаешь, колышки все сами расставляют. Сами определяют, куда шагнуть можно, а куда – ни-ни. Где черта, в смысле. И еще – ну просто диву даюсь, восхищаюсь даже в каком-то смысле: вот ты же ела с аппетитом, спала без снотворных. Покупала себе обновки. И знала, что где-то живет твой сын. Оставленный тобой. Твои родители. Которые не молодеют. Больной брат. Сестра. Бабка. И все это не отменяло твоего спокойствия, твоих удовольствий. Твоих любовей, страстей, путешествий и дальнейшего познания жизни. Верно?

– Верно, – ответила Ирина. – А вот что там было внутри… В душе… Этого ты не знаешь.

– Вот только про душу не надо! Умоляю! Я не удивлюсь, что ты стала ходить в церковь и просить прощение. Это вполне в твоем духе!

– Удивляйся! – рассмеялась Ирина. – В церковь, представь, не хожу и грехи не замаливаю. Не мое!

– Слава богу! Боюсь, что жизни твоей не хватило бы, чтобы все отмолить.

– А ты так хочешь, чтобы я расплатилась?

– Ну, по крайней мере, это было бы справедливо.

Ирка решила не комментировать.

Вдруг глаза ее наполнились слезами:

– Такое одиночество, Леля! Такое одиночество! Ни детей, ни близких – никого. У тебя есть мама, Машка. Семья. А у меня? Только отсутствие материальных проблем и прочих забот.

– Ну, отсутствие проблем и забот для тебя не новость. Под этим девизом ты жила всю жизнь. А что касается семьи… Так тут вообще смешно. Ты, если память не изменяет, отказалась от всего этого добровольно и без принуждения.

Дверь на кухню распахнулась, и на пороге появился босой и раздетый Арсюша, вытирающий ладошкой сопливый нос. Следом влетела разъяренная Машка и наподдала ему по попе:

– Голый, засранец! С температурой и голый! И босиком!

Ирка переводила растерянный взгляд с одного на другого.

– Познакомься! – предложила Ольга. – Твоя племянница. Маша. И ее сын, Луконин Арсений, четырех лет.

Машка резко замолчала и замерла с широко открытыми глазами. Несколько минут она разглядывала Ирку, а потом с тревогой посмотрела на Ольгу.

Ирина встала и подошла к Машке.

– Вот так выглядит чудовище! – улыбнулась она. – Тебя, наверно, мною пугали в детстве?

Машка неопределенно мотнула головой, покраснела и, переведя взгляд на Ольгу, беспомощно спросила:

– И как же так, Леля? Как теперь?

Ольга пожала плечами:

– Так. Твоя тетя Ира – большая мастерица всяких «сюрпрайзов», как она изволила выразиться. А как дальше… Не знаю. Наверно, мужественно, как всегда. Ведь нам с тобой не привыкать?

Машка в волнении сглотнула слюну и кивнула.

А что еще оставалось делать?

В своей комнате раскашлялась Гаяне.

– Кто там у вас? Призраки? – беспокойно дернулась Ирка.

– Призрак – это ты, Ира. А там – Гаяне. Если ты помнишь такую.

– И она теперь здесь? – Ирка удивленно вскинула брови. – Не родительский дом, а дом престарелых. А ты по-прежнему благодетельница! Мать Тереза просто!

Ольга согрела молока и пошла в комнату к Гаяне. Машка села напротив Ирки и с интересом ее разглядывала.

– Рогов нет, – рассмеялась та, – клыков тоже! Ну, что робеешь?

Машка опять покраснела.

– А парень у тебя отличный, – кивнула Ирина на притихшего племянника. – Хорошенький такой, кудрявый. Папаша имеется?

Машка отрицательно мотнула головой.

– Ясно, – вздохнула тетка, – мать-одиночка. Вполне в духе семьи.

Когда Ольга вернулась на кухню, чтобы сварить кашу для Гаяне, Ирка торопливо засобиралась.

– У вас тут лазарет. Боюсь заразиться. Ну, понимаешь, времени у меня не так много.

Она подошла к Машке, внимательно на нее посмотрела и провела ладонью по щеке. Потом потрепала по кудрявой голове Арсюшу и кивнула Ольге:

– Спасибо за теплый прием.

Ольга сделала книксен.

В коридор вслед за Иркой засеменила все еще ошарашенная Машка.

Ольга прижалась лбом к холодному и влажному оконному стеклу.

Как там говорится? Встретились, поговорили…

Голос крови, ау? Чушь все это. Никакого голоса нет и в помине.

Она смотрела, как сестра вышла из подъезда, села в ожидавшую ее машину и подняла голову. Увидев в окне Ольгу, она улыбнулась и помахала рукой.