Мария Метлицкая - Дорога на две улицы

Ольга от окна отошла. Все. Финита ля комедия.

Все. Все. Все.

Она быстро проскочила в свою комнату, легла в постель, закуталась в одеяло и… заплакала так горько и так громко, что к ее двери подбежала испуганная Машка – застыла и не решилась войти.

– Все, все, все, – повторяла Ольга как заведенная.

Все?

А через два дня пришлось встать. Куда деваться? Надо сварить обед, запустить стиралку, хоть как-то прибраться в квартире. Гаяне все еще температурила, и Ольга не разрешала ей вставать. Машка ковырялась с сыном – ингаляции, полоскания. Все со скандалом и с воем.

Сил совсем не было – какая же гадость этот грипп! И все равно – поднялась, налила в термос бульон и покатила в больницу к матери.

Елена, увидев дочь, запричитала:

– Господи, Лелька! Ну разве можно! Какой бульон, какие мандарины! Нужно было отлежаться, прийти в себя! На тебе же лица нет – белая, как парадная скатерть!

Ольга и правда еле держалась на ногах – опустилась на стул и платком вытерла вспотевшее от слабости лицо.

Елена продолжала возмущаться, но было видно, как она соскучилась – руку Ольгину не отпускала.

– Заберу тебя через три дня, – пообещала дочь. – Врач сказал, что можно.

Елена порозовела от радости и все пытала Ольгу, какие новости.

– Ну какие, мам? Какие у нас новости? Все дома, все болеют. Валяются на своих шконках и вытирают сопли.

Елена требовала подробностей – был ли участковый врач, слушал ли Арсюшу и Гаяне. Какие выписаны лекарства, ведет ли Гаяне температурный лист? Это очень важно – не пропустить пневмонию. Не дай бог, в ее возрасте и с ее легкими!

Ольга вяло отчитывалась и мечтала поскорее добраться до дома и рухнуть в постель.

После больницы пришлось заезжать в магазин и на рынок – в доме было пусто, хоть шары катай.

Нагрузив полную машину продуктов и всякого прочего баловства, заехала еще и в «Детский мир» – купить что-нибудь мальчику для поднятия настроения. Конструктор или машинку. Купила и то и другое. Заскочила в книжный – купить свежий детектив Гаяне и чего-нибудь детское, непрочитанное, для Арсюши.

Когда она, нагруженная, как ломовая лошадь, свалив пакеты и сумки у двери, пыталась выудить ключи от квартиры из бездонной, словно черная дыра, сумки, дверь распахнулась и на пороге показалась растерянная и дрожавшая Гаяне.

Она теребила воротник халата и испуганно смотрела на Ольгу.

– Что, господи? – крикнула Ольга. – Кто? Мама?

Гаяне мелко затрясла головой:

– Живы, все живы, Леленька!

Ольга схватилась рукой за сердце.

– Говори! Не тяни, ради бога!

– Уехали они, – шепотом сказала Гаяне и заплакала. – Собрали чемодан и уехали. На машине. Она их ждала внизу.

Ольга прислонилась к стене. Закружилась голова, подкосились ослабшие ноги.

– Иди в комнату, Гаечка! Иди! А то здесь так дует. Снова простудишься.

«Надо разобрать сумки», – пробежало в голове.

Сумки! Какая чушь. Чушь, а надо – вот что смешно. Так смешно, что…

Она затащила пакеты в квартиру. Машинально, словно робот, начала раскладывать продукты – сыр в сырную коробку, ветчину – в контейнер, масло – в масленку. Селедка, апельсины, печенье.

Взгляд упал на пакет из «Детского мира».

Господи! И за что ты мне посылаешь такие испытания! За что? Можно бить по щекам, по почкам. Можно. Но ведь не так – наотмашь! Так, что останавливается сердце!

Нет. Нет. Надо взять себя в руки. Потому что есть мать, есть Гаяне. Есть эти две старухи, за жизнь которых она отвечает.

Она заставила себя встать и пошла в комнату Гаяне.

Та сидела на кровати и смотрела в одну точку.

Ольга села рядом.

– Никто не умер, Гая. Все живы. У каждого свой выбор, в конце концов. Когда-то его сделала ты. Потом мама. Дальше я. – Ольга помолчала. – Теперь она. Все имеют право. И жизнь, кстати, вовсе не закончилась.

– Закончилась, – прошептала Гаяне. – Для меня – закончилась. Все у меня отобрали. Все. Ничего не оставили. Вот только вопрос – почему? За что, Леля?

Смотреть на нее было невыносимо. Слушать ее было невыносимо. Жить было невыносимо.

– Гаечка! – тихо и твердо сказала Ольга. – Мы с тобой все уже знаем. Мы с тобой – самые сильные. Но через два дня я забираю маму. Она еще очень плоха. И нам надо придумать, ЧТО мы ей скажем. Понимаешь? Ну хотя бы на первое время!

– Придумаем, – эхом отозвалась Гаяне. – Что-нибудь придумаем.

Ольга кивнула и встала с кровати.

– Выпей успокоительное и ложись. А потом будем обедать. Ну не пропадать же такой вкусноте!

Она вышла из комнаты и подумала: «Господи! Только дай силы! Пожалуйста! Дай силы пережить еще и это!»

Елена ходила по квартире и радовалась так, будто не была дома тысячу лет.

Сразу взялась протирать пыль и расставлять посуду на кухне.

Горевала, что в этом году не наряжали елку.

– Ну мам! Не до этого было, все же свалились, – вяло оправдывалась Ольга.

Мать продолжала ворчать:

– Ребенку все равно нужен праздник. Ощущение праздника, подарки под елкой, мифический Дед Мороз. Ты, кстати, Лелька, верила в Деда Мороза лет до одиннадцати! Слышишь, Гаечка! – И Елена смеялась.

Про Машку было придумано – уехала к подружке в Ригу.

С Арсюшей, разумеется. Переменить обстановку.

Елена сокрушалась и ругала дочь – отпустить в такую даль, после болезни! Ну хотя бы одну! А тут еще с мальчиком!

Ольга отмалчивалась и переглядывалась с Гаяне. Та крепилась из последних сил – только бы не навредить Елене. Это было сейчас главное, главнее собственного страдания.

Где-то через неделю Елена, словно что-то почувствовав, начала нервничать.

– Звонила Машка? – без конца спрашивала она. – Когда? На мобильный? Тебе на работу? А почему не домой? И со мной даже ни разу не поговорила – после больницы. И с Гаей. Нет, что-то здесь не так! На нее не похоже, – Елена, сомневаясь, качала головой. – Ты ей скажи, чтобы она НАМ позвонила! – теребила она дочь.

Однажды зашла в Ольгину комнату среди ночи.

– Леля, – потребовала она, – скажи мне правду! Я же чувствую – с Машкой что-то случилось! Или – с Арсюшей? – и она, побледнев, положила руку на сердце.

Ольга села на кровати и вздохнула.

– Не мучай меня, мамуль! Все в порядке с твоей Машкой. И с Арсюшей тоже! Все живы и здоровы! Вот как ты думаешь, могла бы я работать, есть, пылесосить, спать, наконец, если бы с ними что-нибудь случилось?

Елена пожала плечами:

– Не знаю, Лелька. Но чувствую – что-то здесь не то и не так!

Умная и спасительная мысль ворвалась в голову стремительно, как все неожиданное.

– Влюбилась твоя Машка! Там, в Риге! И не до нас ей теперь! Так накрыло, что она не в себе. Поселилась у своего возлюбленного, понимаешь?

Елена широко раскрыла глаза: