Надежда Залина - Линия Маннергейма

Они кружили около дота, а это было совсем некстати. Федор старался отвести капитана подальше от злополучного места, из которого в любой момент могла выскочить его забывчивая жена – вдруг она уже не помнит про условный знак, с нее станется.

– Нашли что-нибудь? В смысле, улики? – спросил Федор, поворачивая в сторону от дота.

– Тайна следствия. – Капитан не собирался раскрывать карты перед мужем подозреваемой, хотя на самом деле никаких улик обнаружено не было.

– Но что-то же вы можете сказать?

– Потерпевшая доехала до вашего дома на такси. В пятницу вечером. А потом уже в лес направилась. И ходила там какое-то время, затем была убита.

– А маньяков у вас не водится?

– Ага, стаями бегают, как дикие звери.

– Ну, может, ограбить хотели?

– Хотели, да вдруг передумали?

– Ничего не взяли?

– Тайна следствия.

– Ну что вы все заладили! Лера не могла никого убить.

– Почему ваша жена жила здесь?

– Захотела тихой жизни.

Все усилия оказались напрасными. Спровадить капитана не удавалось. Федор уже подумывал уехать, а затем вернуться, но это выглядело бы куда более подозрительно, чем желание осмотреть место преступления. А вдруг капитан останется неподалеку и будет наблюдать?

Когда Федор уже совсем отчаялся, из-за кустов раздался лай, а затем выскочила и сама псина – темная, с горящими глазами, уменьшенная копия собаки Баскервилей. Она остановилась неподалеку и, грозно рыча, уставилась на капитана. Тот прикрикнул на собаку, и она затихла, но уходить явно не собиралась. Федор узнал пса и запаниковал: значит, Лера неподалеку.

– Да это же собака Тимофеевых, – заговорил капитан, – совсем одичала. Они привезли кавказца прошлым летом, а этого совсем забросили. Вечно он шляется где ни попадя, кормежку добывает… Странно, обычно тихий такой, ласковый. Его потому и поменяли на охранную собаку, что толку никакого. Я не слышал никогда, чтобы он лаял. И грязный весь. Эй, как тебя, Шарик, Тузик, пойдем, покормлю, пока ты всех не перекусал. Жалко будет убивать, если взбесился, славный пес был. Пойдем, пойдем со мной. А вы уезжайте, в другое время посмотрите, – обратился он к Федору.

Собака послушно двинулась за капитаном и обогнала его, уводя в сторону. У Федора полегчало на душе. Глядя на неожиданное решение проблемы, он мысленно поблагодарил блудного пса за находчивость. «Правду говорят, дворняги – самые сообразительные, – подумал он. – Ну и пес!»

Когда странная парочка пропала из виду, Федор вернулся к доту. Подав условный знак, вгляделся в то место, где, по его предположениям, находился люк. Через некоторое время показалась голова Леры.

– Федор, ты? – негромко спросила она.

– Кто же еще? Псине своей спасибо скажи.

– Обязательно. Молодец он, правда?

– Выбирайся скорее. Времени мало.

По дороге к машине Лера все пыталась рассказать, как они шли по подземному ходу, как страшно было, если бы не Собакевич, и как она додумалась послать его на разведку. Федор все время одергивал ее и призывал вести себя тише. Лера забралась на заднее сиденье, попросила телефон и принялась возиться с ним. Что-то шептала, трясла трубку и поворачивала ее в разные стороны.

– Подожди, доедем до города, там посмотришь свою почту, – сказал Федор. – Не ломай телефон. И молись, чтобы нас никто не остановил.

– Кому молиться?

– Да кому хочешь, главное, чтобы помогло.

Они добрались до Васильевского острова без приключений и остановились неподалеку от метро. Лера стала вызванивать Вику. Пока подруги договаривались о встрече, Федор завел машину и поехал в сторону Большого проспекта. Остановившись неподалеку от нужного дома, они стали ждать. Лера снова уткнулась в телефон. В почте обнаружилось сообщение от Отшельника.

«Лидия Сергеевна Смирнова родилась в 1949 г., проживает по адресу: набережная реки Мойки, дом…»

– Ой, – вырвалось у Леры, – как же это так?

– Что там такое, покажи, – обернулся Федор.

– Подожди. Мне подумать надо.

– Потом думать будем. Говори, что узнала.

– Эта женщина… Ну, в общем… Подожди…

– Да не тяни ты!

– Она жила в бабушкиной квартире, гадалка эта. Понимаешь? В той самой, где пожар был.

– Так-так-так…

– Фрекен Лилия! Как же я не вспомнила…

– Что ты там бормочешь, не пойму. Какая еще фрекен?

– Я знаю ее, оказывается, эту гадалку! Ну, видела… пару раз. Давно. Она после аварии лечилась у деда и жила у нас в Ярви. Я плохо помню, мне же лет пять было или даже меньше. Я называла ее фрекен Лилия. Как фрекен Бок, понимаешь?

– Какая еще фрекен Бок?

– Ну, из книжки детской, про Карлсона. Там была фрекен Бок. Я, наверно, ее читала тогда, эту сказку, и приставала ко всем с этой самой фрекен, ну, что это такое. Мне объяснили, что это что-то типа «тетя Бок». И я тогда стала называть тетю, которая жила у нас, фрекен Лилия.

– А почему Лилия? Она Лидия вроде.

– Она гадала по лилиям. Помнишь, у нас там полно было разных лилий?

– Смутно.

– Она просила человека сорвать цветок, подержать в руках, а потом брала этот цветок и рассказывала, что человека ждет.

– Прямо всё?

– Не знаю, так говорили.

Недалеко остановилась машина, и из нее выбралась Вика. Не узнать ее было невозможно. Несмотря на то что она сменила прическу, цвет волос оставался неизменным. Платиновым. Или ярко-белым. Как посмотреть.

– Вика! – позвала Лера, высунувшись из окна. – Мы здесь!

– Да вы никак вдвоем пожаловали? – пригляделась Вика.

– Пойдем, пожалуйста, в квартиру. Нельзя долго тут стоять.

– Почему?

– Меня милиция ищет.

– За что?

– За убийство.

– Ну, ты, подруга, даешь! Как ты умудрилась?

– Вик, ну пойдем. Потом расскажу.

– Ты серьезно?

Состояние, в которое впала Лера после истории с Сашей – Наташей, больше всего походило на зимнюю спячку какого-нибудь животного. И поскольку она считалась больной, то отсыпалась по полной программе. Прихватив книгу, дремала с ней в своей комнате.

Вечером, когда приезжала из больницы мать, Лера несколько оживала и задавала ставшие уже ритуальными вопросы о состоянии Наташи и о том, когда же к ней будут пускать. Ответы были такими же ритуальными: состояние стабильное, когда пустят – не знаю. Иногда мать пускалась в научные объяснения, используя непонятную Лере медицинскую терминологию, и девушка, продираясь сквозь незнакомые слова, никак не могла уяснить, что же происходит с Наташей. Ей представлялось множество небольших, но страшных, судя по названиям, злобных существ, пытающихся обглодать Наташин позвоночник. И терпеливо дождавшись конца лекции, она обычно задавала один и тот же мучающий ее вопрос: «Мама, а ей очень больно?»

Александра Федоровна снова начинала пространные медицинские рассуждения о природе боли, пороге чувствительности, из которых Лера вновь никак не могла получить ответа на то, что ее интересовало. Почему-то ей важно было знать, какую боль испытывает Наташа. Это волновало гораздо больше, чем прогноз врачей относительно Наташиного будущего. На исходе недели мать заволновалась уже о состоянии здоровья дочери. Она поняла, что Лере надо встретиться с Наташей.