Надежда Залина - Линия Маннергейма

– В Подмосковье тоже очень красивые места попадаются, – сообщила Лера.

– Это другое. Пойду скажу, чтобы притормозили.

– Погоди, мы еще не согласились, – усмехнулась Вика.

– Так соглашайтесь! Чего тянуть?

– Мы тут уже попытались на одну базу отдыха съездить, – неожиданно сказала Лера, и Вика удивленно посмотрела на нее. – Приехали, а там убийство произошло. Не на самой базе, а рядом. В лесу. Как называется твоя?

– Ничего себе! – воскликнул Гриша. – Так, может, вы и правда на мою турбазу приезжали? «Семеновские ручьи».

– Точно, – кивнула Лера, – именно так она и называлась. И ты хочешь, чтобы мы поехали в такое место, где вокруг людей убивают?

– Ну, блин, – насупился Гриша, – чего вы такие пугливые? Эта история не имеет никакого отношения к турбазе.

– А что, убийство уже раскрыли? Вроде недавно было. Не помню точно, когда мы туда ездили. Вика, может, ты припомнишь?

– На днях, – ответила Вика, продолжая подозрительно коситься на подругу – мол, что ты задумала?

– Поехали, по дороге расскажу, – продолжал настаивать сынок.

– Поехали, – согласилась Лера.

– Никуда мы не поедем, – заявила вдруг Вика.

– Я-то думал, она боязливая, – Гриша показал в сторону Леры, – а оказывается, трусиха – ты.

– Сам ты трус! – выпалила в негодовании Вика. – Хорошо, мы поедем. Только учти, я всех предупрежу, куда и с кем еду.

– Пожалуйста! Можешь и милицию прихватить, если так страшно.

– Надо будет – и прихвачу!

Гриша пошел договариваться об остановке теплохода. Как только он скрылся из виду, Вика накинулась на Леру.

– Ты что это задумала? – зашипела она на подругу. – Соображаешь вообще, что делаешь? А вдруг это он?

– Вот и выясним, он или нет. Зато уже ясно, что его папаше принадлежит наша ярвинская турбаза – «Семеновские ручьи». Соображаешь? А если боишься, давай я сама поеду. Ты оставайся здесь. Если что – знаешь, где искать.

– Совсем больная на голову, да? – перешла на шипящий крик Вика. – Ты что же думаешь, что я тебя одну отпущу с этим придурком?

– Так будет лучше, поверь.

– Заткнись и немедленно прекрати командовать! Я еду с тобой… Все равно зря. Мы бы и здесь его разговорили.

– Не разговорили бы, – уверенно сказала Лера. – Как ты думаешь, он задергался? Или нет? Ты что-нибудь заметила?

– Вроде удивился просто. Но вдруг это игра, чтобы заманить нас? – продолжала сомневаться Вика.

– Разве он похож на человека, который может сохранять хладнокровие? Если бы это сделал он, не стал бы приглашать нас на турбазу. А он начал нас звать еще до того, как узнал, что нам известно о преступлении.

– А зачем ты стала нести такое?

– Когда он заговорил про турбазу, мне как-то в голову пришло… Ой, смотри, наш факультет видно, – и Лера показала в сторону появившегося здания.

– Ну, видно – это громко сказано, – сделала поправку Вика, – угадать можно, если знаешь, куда смотреть… Помнишь, как мы познакомились?

Вика появилась на факультете на втором курсе. А до этого Лера каждое утро радостно неслась на учебу, не в силах дождаться троллейбуса. Она почти пробегала расстояние, отделявшее Мойку от первой линии Васильевского острова. Новоиспеченной студентке нравилось все: само здание, преподаватели, однокурсники. Интересные лекции, семинары, бесконечные дискуссии на самые разные темы. Жизнь казалась наполненной и осмысленной.

Леру даже не слишком огорчало непонятное упорство местного ЖЭКа, который категорически отказывался прописывать ее у бабушки на Мойке. Не помогали ни кипа собранных документов – доказательства прямого родства и того, что Лера родилась в Ленинграде, – ни знакомые, обещавшие решить проблему, ни попытка дать взятку. Возникало ощущение, что они наткнулись на преграду вроде знаменитой Китайской стены – ни перелезть, ни обойти ее не представлялось возможным.

Бабушкины жизненные принципы не позволяли ей сдаваться. Но пока Вероника Петровна занималась упорной борьбой с местной администрацией, Лера не могла болтаться в безвоздушном пространстве. Ее без всяких проволочек прописали в Ярви в дедовском доме. Сама Лера была уверена, что проблема рано или поздно разрешится в ее пользу, а пока ей не хотелось над этим думать. Она была занята гораздо более интересными вещами.

Первый семестр пролетел мгновенно. И даже сессия сдалась без особых усилий. Но при всей увлеченности общением с однокурсниками, друзьями Лера так и не обзавелась. Бабушкины советы крепко засели у нее в голове.

Называя кого-то другом, твердила внучке Вероника Петровна, ты накладываешь на человека определенные обязательства, которые могут оказаться ему не по силам или не по душе. Поэтому никогда не стоит набиваться в друзья, даже если очень хочется. Отношения должны сложиться сами собой и по обоюдному интересу. А такое бывает крайне редко. В молодости люди еще слишком неопытны и полны желаний, поэтому часто привязываются друг к другу без разбора. Человек, повторяла бабушка, должен быть самодостаточен. Нужно хорошо относиться к людям, но ни в коем случае не навязывать им себя.

Лера так и делала. Она была ровна и приветлива со всеми, но после периода знакомств и новых впечатлений ни с кем по-настоящему не сблизилась. Свою роль сыграл в этом и Федор. Он как дипломник появлялся на факультете редко, но Леру с бабушкой навещал регулярно. Поначалу Лера решила, что Федор относится к ней с особой симпатией, и считала эти визиты чем-то вроде ухаживания. Своего отношения к нему она определить не могла. Но Федор подолгу беседовал с Вероникой Петровной, зачастую вовсе игнорируя Леру. И она стала сомневаться, что Федор приходит из-за нее. Спросить об этом напрямую почему-то не получалось. В отличие от всего остального – на другие темы они говорили свободно.

Через какое-то время Лера выкинула эти мысли из головы, перестала думать о чувствах Федора и причинах, по которым он приходит в гости. Она привыкла к тому, что с ним всегда можно посоветоваться. И постепенно он стал такой же важной частью ее жизни, как и бабушка. Он казался ей кем-то вроде родственника, старшего брата.

Иногда Федор водил ее в свои компании, где много пили, курили и разговаривали. Эти сборища казались Лере более увлекательными, чем вечеринки однокурсников. Разговоры и суждения пятикурсников притягивали взрослостью. Друзья Федора были старше, опытнее, увереннее в себе. Однокурсники сразу побледнели на их фоне. Они были, по сути, еще детьми, такими же, как и сама Лера. А ей уже не хотелось чувствовать себя ребенком. И хотя дипломники вовсе не относились к ней как к равной, она предпочитала слушать, о чем говорят они, вместо того чтобы танцевать с ровесниками. Ее не смущало, что она не была полноправной участницей сборищ, а являлась неким приложением к Федору. Обычно она помалкивала, сидя где-нибудь в уголке, и была благодарна Федору, что ей так повезло. Чаще всего ее просто не замечали.