Денис Драгунский - Пять минут прощания (сборник)

И все.

Он уже забыл, куда он едет и зачем. Он проехал остановку, на которой жила его невеста. Он сошел с поезда вслед за незнакомкой, тайком шел за ней по улицам пригорода. Это был уже совсем другой пригород по сравнению с тем, где жила его невеста. Это был очень фешенебельный поселок, с красивыми решетчатыми заборами и большими роскошными домами, настоящими виллами.

Он запомнил адрес ее дома. Он следил за ее калиткой, он подстерег ее, он заговорил с ней, он познакомился с ней – и скоро она полюбила его так же, как он любил ее. Он сделал ей предложение – она была согласна.

Не согласен был ее отец. Он был банкиром и промышленником и, конечно же, мечтал выдать свою единственную дочь за сына такого же, как он, богача.

Но его дочь была своенравной и непокорной. Она тайком повенчалась с нашим героем. А отец выгнал ее из дома и лишил наследства.

Наш герой тем временем искал работу и нашел где-то в Австралии, на медных рудниках, должность старшего бухгалтера.

Они долго добирались до Австралии – сначала на дешевом поезде через всю Америку, из Нью-Йорка до Сан-Франциско, а потом в третьем классе парохода через весь Тихий океан.

Место было гиблое. Молодая жена нашего героя чахла на глазах. У нее действительно открылась чахотка. Все деньги, которые зарабатывал наш герой, уходили на лечение, но ничего не помогало. Она тосковала по родным местам, она не хотела, чтоб ее похоронили на чужбине, и поэтому они собрали свои скудные пожитки, снова погрузились на пароход, потом на поезд, и, наконец, добрались до Нью-Йорка, где она через неделю умерла в больнице для бедных.

Вернувшись с похорон в свою крохотную квартирку в чердачном этаже старого кирпичного дома в заброшенном районе, наш герой сел на жесткий стул и заплакал.

И тут в дверь постучали.

Он отворил. На пороге стоял старик в дорогом пальто.

– Вы, наверное, ошиблись, – сказал наш герой.

Старик зарыдал и обнял его. Это был ее отец. Он каялся, он проклинал себя, он называл нашего героя своим сыном. Очень скоро он умер от горя, оставив нашего героя наследником всего своего состояния, всех своих банков и фабрик.

И вот, по прошествии года или двух, наш герой, еще сравнительно молодой и очень богатый вдовец, возвращался из города к себе на виллу. На ту самую виллу, у ворот которой несколько лет назад он подстерегал молодую прекрасную незнакомку. Его роскошный лимузин ехал через пригородные поселки, облепившие Нью-Йорк.

Вдруг что-то – то ли улица, то ли забор – показалось ему странно знакомым. Как будто бы он когда-то здесь бывал. «Черт! Что такое? – подумал он. – Ах да. Да, конечно. Сюда я приезжал к своей невесте, боже, как давно это было, с ума сойти…»

Он приказал шоферу остановиться, вышел из авто и пошел пешком. Вот и тот самый дом. Он не удержался и заглянул в окно.

Он увидел миленькую, уютную и очень обыкновенную гостиную. А в гостиной – обыкновенную обеспеченную семью. На ковре играют в кубики и куклы двое детей, мальчик и девочка. Они очень похожи на его детей. На диване с модным романом в руках сидит женщина. Она очень похожа на его жену. То есть это и есть его жена. А у камина читает газету сравнительно молодой, довольный жизнью глава семьи. То есть, наверное, он сам. Потому что эта гостиная – в точности его гостиная. Но что-то в этой картине беспокоило, что-то очень мешало, раздражало, просто кололо глаза. Но что именно?

Вдруг он понял, в чем дело. В его настоящей гостиной были серебряные обои, а в этой – золотые.

Наш герой оторвался от хрустального шара и чуть было не запустил его в волшебницу.

– Вон отсюда! – закричал он. – Ведьма, шарлатанка! Прочь!

– Но я еще не спросила, каково будет желание вашей жены, – сказала волшебница.

– Да нет у меня никаких желаний, – сказала жена. – Вот только, может быть, обои. Чтоб они были не серебряные, а золотые.

Мой приятель, художник Сева Шатурин, сказал недавно:

«От женщины всё зависит, абсолютно всё, понимаешь? В скобках прописью через букву “ф” – фсё-ё-ё! Вот если бы я на втором курсе женился на Любочке, – а ведь хотел! – не сидели бы мы с тобой, не жрали бы пельмешки со свининой. Я бы не жрал, точно. Уехал бы в Израиль. Прошел бы гиюр и изучал бы Тору. Она очень хорошая была, но сильно тронутая на земле предков.

Или на Ксюше. Чудесная баба. Но тоже тронутая. На “Хронике текущих событий” и прочей контре. Стал бы бородатым диссидентом. Опасно и скучно в одном флаконе. Пронесло.

Или вот Наташка. Когда мы с ней разбежались, она за Кольку вышла, и потом они в Америку дунули. Это была ее идея, кстати. Ну и вот. Уже лет тридцать там живут. Ну и что? Она программер, он риелтор. Или наоборот? Забыл. Неважно. Кем бы я стал в Америке после автодорожного института? То же самое.

А если б я женился на Кларе Лыковой? Ну, семейка! Папа главный инженер почтового ящика, мама секретарь райкома. Чешский хрусталь в серванте, синенький Ленин в книжном шкафу. Кем бы я с Кларочкой стал? Классная девка была, кстати. Супермодель в смысле ножек; ну, ты же видел. Но полный солдафон в смысле карьеры мужа: чтоб член партии! К перестройке дослужился бы до замдиректора завода. И стал бы обиженным активистом КПРФ. Или, наоборот, приватизатором первой волны. Грохнули бы меня в начале девяностых. Оба варианта так себе.

Вот Светка была человек. Сказала: бросай все, учись рисовать, у тебя талант! Заставила уйти с работы, поступить на курсы, потом в Суриковский. Вот это жена! Танк, а не жена! Да если б не Светка…»

– Да, – сказал я. – Я знаю, ты рассказывал. Что ж ты тогда с ней развелся?

– Я тебе не все рассказывал! – обиделся Сева и продолжал:

«Я отлично зарабатывал. Портреты важных иностранцев, и ихних теточек особенно. Стиль рюс, гибрид Брюллова и Кончаловского. Куча бабок. При совке они платили шмотками и жратвой. Потом – как положено, доллары. Светка счастлива, а мне скучно. Хочу что-то новое попробовать, новую технику, новый стиль. Она орет: “Не трать золотое время!” А как же мой талант? Ты же сама говорила? А она в ответ: “Рафаэля из тебя не вышло, постарайся стать Глазуновым”. Ни фига себе… Слава богу, Марину встретил. Она мне на это сказала: равняться надо на Рафаэля. Тогда, может быть, станешь Глазуновым. А если равняться на Глазунова, станешь как эти ребята с Арбата… Мудрая баба. Спасибо ей. Она меня просто подняла, прости за пафос».

– Что ж ты с ней не остался? – спросил я. – Она не захотела, – сказал Сева. – К сожалению.

Примечания

1

Ваша печать, месье, печать и подпись! (фр.)