Василий Яновский - Портативное бессмертие (сборник)

Янина сразу побежала в гигантский магазин и накупила уйму дешевых тряпок; она теперь носила чулки даже дома. А Бруно за несколько дней полинял, точно меняя кожу. Было жалко глядеть на него, когда он порывался вразумлять случайных знакомых относительно века излучений и грядущих перемен. Его теперь мало слушали; все разбегались с утра, жадные до городских развлечений.

Вначале Бруно порывался наружу, в парк или церковь, стремясь говорить с людьми, поучать, выполнять свою миссию. Но его никуда не пускали, держали пока взаперти. Ибо ценного пленника могли украсть или подколоть. Янина это быстро сообразила и приняла меры, но Мы не понимал таких сложностей, и его приходилось держать под замком. Обнаружилось, что Бруно недолюбливает порядок, закон, власти, полицию; он часто теперь распевал гимн о зарождении первой молекулы воды: стражник на коне долго не давал водороду и кислороду объединиться.

Корней плохо спал по ночам. В темноте и относительной тишине его осаждали, точно призраки, возможности неудачи и провала. Не уследят – и Бруно выскользнет на улицу; его сманят, увезут, убьют. Простота и благородство Бруно помогли Корнею; враги могли воспользоваться этими же особенностями пленника.

Между тем человек, который подрядил Корнея, теперь отлучился во Флориду, что могло казаться вполне естественным, принимая во внимание близость Рождества. Но все-таки странное совпадение. Не стараются ли там выиграть время? И почему? Пока не ответишь на эти вопросы, надо выжидать; самое ужасное, что теперь упущена инициатива.

Остальные участники экспедиции требовали денег на карманные расходы, начиная понемногу проявлять нетерпение. Бруно жаловался на отсутствие аудитории. Янина жаждала личной жизни без посторонних, с мебелью и домашним доктором (роды приближались). Мы опять лежал на соломенном тюфяке в чулане без окон при электрическом свете: он спал, не снимая дымных очков.

Когда Янина в своих ярких дешевых платьях вбегала к нему на минутку, он недоверчиво косился, потом укоризненно качал головой:

– Мы опять теряем Мы, – говорил он со вздохом.

Янина нетерпеливо перебивала, помогала с бельем или едой и спешила уйти. Ее беспокоило, вернулся ли уже Корней от адвоката, скоро ли деньги, купить ли дом.

Она часто бродила по магазинам, рассматривала мебель, серебро, ковры, приценивалась. Янина успела все обсудить и решить: в два дня при средствах можно все собрать и переехать. Особенно ей нравились дешевые вещицы из пластмассы за пятак или гривенник, она приносила домой горы этих безделушек, щедро даря их.

Вскоре денег уже не хватало на ежедневные расходы; тогда друзья и соратники начали понемногу выступать с нареканиями. Янина варила огромные котлы макарон и гречневой каши (знакомой ей с детства); молодые люди вежливо уплетали ее обед, но вина и табака требовали получше и в большом количестве.

Тем временем на горизонте появился адвокат Ральф; он отрекомендовался представителем известной конторы «Ральф, Смит и Ральф», которая уполномочена вести переговоры относительно Бруно. Прежний агент (с болгарской фамилией) будто бы скончался в Майами от коронарного тромбоза.

Мистер Ральф, по внешности любезный и толстый холостяк лет пятидесяти пяти, вел себя вежливо и даже чутко, но платить отказывался, уверяя, что сначала полагается принять товар.

– Впрочем, задаточек, если угодно, с величайшим удовольствием, свои люди – сочтемся.

Корней возражал:

– Единственный веский аргумент в моих руках – Бруно! И с ним я не расстанусь, пока не получу сполна наличными.

Кроме того, велись разговоры о предполагаемых новых кампаниях и аферах. Корней представлялся заинтересованным.

Несмотря на взаимные препирательства и обвинения, мистер Ральф явно отличал Корнея и всячески показывал свою благосклонность. Вообще, Ямба любили в обществе гангстеров второго поколения, то есть тех, кто уже редко прибегает к помощи пистолета или кистеня: теперь их капиталы и предприятия застрахованы самым законным образом. (Так молельня старообрядцев или духоборов, бывало клеймивших технический прогресс, нынче защищена самым усовершенствованным громоотводом.)

Корнея ласкали и угощали в этой среде, несмотря на его учтивую прямолинейность и тихую сметливость, – может быть, именно благодаря этим чертам. В нем ценили удачливого, дерзкого атамана, умеющего вести за собою разнузданную вольницу. Но в то же время кое-что в характере Корнея явно удивляло и возмущало мистера Ральфа. Например, воодушевление, с которым он описывал нравы селения или Бруно, честность по отношению к соратникам и, наконец, брак с Яниной. Соблазнить девочку для надобностей сообщничества – хорошо и похвально!

– Но зачем венчаться? – приставал мистер Ральф, страдальчески морщась и наполняя стаканы холодным мартини. У него была дочь, судя по многочисленным фотографиям – прелестное, анемичное существо, которая уже несколько раз затевала семейную жизнь, и неудачно. Теперь Корнею чудилось, Ральф рассмотрел в нем подходящего зятя и заигрывал.

– Ну, ничего, это мы все еще устроим! – добавлял отец, посмеиваясь. – Положитесь только на меня, не пожалеете.

Но Корней ему не доверял, и это особенно бесило и привлекало пухлого адвоката. Оголенный модернистический особняк мистера Ральфа был убран абстрактными произведениями искусства. В огромном зале стоял концертный рояль (Иоланда серьезно занималась музыкой). Бар в кабинете занимал всю стену, незаметно соприкасаясь с книжными шкафами: корешки книг и ярлыки бутылок дополняли друг друга, подкрепляли. Это сопоставление огромных комнат с гигантскими силуэтами мебели, рам, ковров и зеркал особенно привлекало Корнея, ему хотелось обзавестись чем-то подобным.

В камине полыхал веселый костер, из сложного ящика со многими разветвлениями тихо струились Бах или Вивальди (Ральф знал толк в музыке). В кабинете современного головореза под успокаивающий хмель сухого мартини. Корней трезво отстаивал свои права (и права друзей). Мистер Ральф, ласково похлопывая по плечу собеседника, говорил:

– Вы мне напоминаете меня самого, когда тридцать лет тому назад я начинал. Вот почему я вас полюбил и питаю родственные чувства. Неужели вы думаете, что я хочу вас обидеть?

Корней возражал, любуясь всадником на стене: он остановился у воды, чтобы напоить лошадь, а давно зашедшее солнце все еще освещало ясным пурпуром дальний угол картины.

– Лично я вам верю, откровенно скажу, вы мне вроде старшего брата или отца. Но вот моих компаньонов вы не постесняетесь обобрать.

– Бросьте их за борт, ваших товарищей, – ворковал Ральф, опытный шармер [47] . – Я вам, entre nous [48] , подкину лишних пять тысяч. У меня Иоланда, у вас Янина, – заливался веселый холостяк.