Маша Трауб - Руками не трогать

Федор с Борисом помогали женщинам выносить из здания «особо ценные экспонаты». Часть грузили в машину Федора, часть выставляли просто на улицу.

– Зеркало мое! Зеркало! – кричала Ирина Марковна в никуда. – И рояль! Рояль с портретами!

Снежана Петровна собирала партитуры. Елена Анатольевна переносила на флешку архив – то, что успела сохранить в компьютере. Лейла Махмудовна сидела внизу и с удивлением, смешанным с печалью, разглядывала свои ноги в розовых тапочках. Гуля упаковывала продукты из буфета – чтобы добро не пропадало.

Вдруг в кабинет Елены Анатольевны ворвался Михаил Иванович.

– Пойдемте быстрее. – Он выхватил ее из-за стола и, крепко держа за руку, потащил сначала на второй этаж, а потом выше – на чердак. – Смотрите, как красиво!

Зрелище было по-настоящему завораживающим. Темное, черное небо со сверкающими звездами. Такого неба не могло быть в столице, в мегаполисе, где звезды светят тусклее, чем след от самолета. Где над городом опускается желто-красная полная луна, обеспечивающая повышенный магнитный фон и бури. Где невозможно уснуть спокойным глубоким сном, а лишь провалиться в дурную дремоту, не приносящую ничего, кроме кошмаров.

– Красиво, правда? – сказала Михаил Иванович, и Елена Анатольевна заплакала. Это было красиво и страшно. Ощущение наступившего Армагеддона, конца света – ярко пылающие звезды, проглядывающая Большая Медведица и скромная, притушенная луна – тихая, лиричная, желто-серая.

– Никогда такого не видела. Это чудо. Настоящее чудо, – за спинами Елены Анатольевны и Михаила Ивановича неожиданно и внезапно оказалась главная хранительница. И спустя мгновение на чердаке собрались все. Стояли, смотрели в небо и молчали.

– Пойдемте. Пора. – Берта Абрамовна первой начала спускаться. За ней в полном молчании потянулись все сотрудники. Они вышли из здания и стояли, глядя, как музей наполняется водой, тонет, захлебывается, и не могли ему помочь.

Прошло два года.

Музей стоял в лесах, обтянутый зеленой сеткой. На объявлении, приколотом к торцу, было написано, что до конца реконструкции осталось три года.

Объект охранял Борис. За это время он стал неофициальным экскурсоводом. Во всяком случае, его лицо иногда мелькало в кадрах информационных сообщений телевизионных каналов о ходе реконструкции уникального дома – музея, архитектурного шедевра. Борис, приосанившийся, примеривший очки в тонкой оправе, смотрелся солидно и достойно. Иногда к нему заезжал Федор. Он ставил свою зеленую «Волгу» во внутренний дворик, заваленный строительным мусором, и выпивал с Борисом в бытовке.

Елена Анатольевна вышла замуж за Михаила Ивановича и уехала с ним в Нижний. После рождения дочки Мариши о работе она и думать забыла. Сидела дома, гладила рубашки, варила суп. Гладила она плохо, готовила еще хуже, но Михаил Иванович был совершенно счастлив. Это чувство посещало его в те минуты, когда его обожаемая Елена кормила Маришу кашкой и иногда, задумавшись, уходила в себя. Мариша пошла в маму – спокойная девочка, немного сонная, но добрая и ласковая. Михаил Иванович больше не мечтал о переводе в столицу или в какой-нибудь другой город – ему было хорошо в их маленькой квартирке и на работе – на своем участке, где ничего не случалось. Нравится ли такая жизнь его обожаемой Еленочке, он не знал – спросить не решался и просто боялся спугнуть счастье. Но, казалось, что и ей было хорошо и спокойно. Только однажды ему показалось, что Еленочка недовольна. На Восьмое марта он купил билеты на концерт классической музыки. Хотел сделать жене приятное – ведь после отъезда из столицы она нигде не бывала, никуда не ходила, даже в кино. Но Еленочка, увидев билеты, испугалась и обиделась. Идти отказалась наотрез. Михаил Иванович удивился, но и обрадовался.

– Ты не скучаешь по работе? – спросил он, беспокоясь, что жене все-таки не так хорошо, как ему хотелось бы, и чего-то не хватает.

– Нет, – просто ответила та.

– Тут есть музеи, если захочешь, можешь работать. Я не против. Маришу в садик отдадим.

– Нет, – опять ответила Елена, и тема была исчерпана.

И он больше ни о чем не спрашивал и даже перестал беспокоиться, наслаждаясь каждым днем со своей немногословной, задумчивой женой. О таком счастье, как Мариша, он и мечтать не смел. Не надеялся даже. Единственным побочным эффектом этого состояния можно было бы считать невольную и бессознательную веру в потусторонние силы и в судьбу, появившуюся у полицейского после пребывания в столице. Об этом никто бы не узнал, если бы на рынке не задержали гадалку, которая с помощью гипноза отнимала у женщин золотые сережки, цепочки и кольца. Так вот, Михаил Иванович гадалку отпустил с миром, взяв с нее обещание на рынке больше не появляться. И все потому, что она «увидела» судьбу, которая сначала привела Михаила Ивановича в большой дом, где жили привидения, и послала ему женщину с длинной косой. Гадалка же увидела дочь, которая вскоре и появилась на свет.

По ночам Михаилу Ивановичу часто снилась Еленочка в народном костюме и в кокошнике, с приколотой синтетической косой. И если ему чего-то и не хватало, то только того мгновения, как он увидел Елену в сарафане.

Елена кормила дочку кашей и думала о том, как ей повезло. И удивлялась, почему она раньше не вышла замуж за Михаила Ивановича и не родила Маришу. Ведь в этом настоящее счастье и ее судьба. Как она могла жить без них? Она удалила свою почту и все контакты в социальных сетях. Без сожаления и даже с удовольствием. Ей было приятно, что Гера, который писал и звонил еще в течение целого года, больше не сможет ее найти. Она с радостью, даже восторгом, взяла фамилию мужа и погрузилась с головой в неведомые ей до этого радости домохозяйствования. На работу она действительно не собиралась выходить, наслаждаясь каждым днем, проведенным с Маришей. Ей нравилось абсолютно все. Каждый день был понятен и предсказуем. Ее жизнь замкнулась вокруг дома, детской площадки, магазина, поликлиники, и оказалось, что для полного счастья ей этого вполне достаточно. Сожалела Елена только об одном – что музей не обрушился раньше.

Гуля устроилась на работу в кафе. Маленькое, замкнутое между автосалоном, парикмахерской и ремонтом обуви, оно пользовалось популярностью. Гуля была там, можно сказать, шеф-поваром. Кафе предлагало блюда русской, украинской и восточной кухни. Единственным Гулиным разочарованием была уборщица, которую она все собиралась уволить за нерасторопность, да руки не доходили. По вечерам Гуля замешивала крем для торта «Наполеон» и думала о том, что сейчас поедет домой, где ее ждут сын и мама. Она все-таки их перевезла. И пусть на съемной квартире, но они живут вместе – сын ходит в столичную школу, маме не нужно посылать лекарства. Иногда приходит и Борис. Он уже признался ей в любви, и не один раз, но Гуля все еще проверяет его чувства. Теперь она выше его «по званию», чем очень гордится. И его пиджак и очки – ее рук дело. Она думает, что через полгода согласится выйти за него замуж. С Ириной они, кстати, до сих пор дружат.