Виктория Токарева - Так плохо, как сегодня (сборник)

Это был цивилизованный таджик. И девушки воспитанные, из хороших семей. Ничего не скажешь. Молодые люди наслаждались молодостью, свободой и предоставленным помещением (хатой). Однако для Коки вся эта обстановка – большая нагрузка. Он ничего такого не знал. Он жил в стерильной обстановке, и как оно скажется…

– Вы хотите, чтобы мы ушли? – спросил Женька.

Если они уйдут, значит, я должна остаться с Кокой. А мне надо вернуться домой и обслуживать беременную дочь. К тому же я не переношу ограничения свободы. Я не могла бы сидеть в тюрьме, например.

– Оставайтесь, – сказала я. – Только не давайте Константину водку.

– Константин, это кто? – не понял Диляр.

– Кока, – объяснил Женька.

– А-а… А он и не пьет водку. Ему не вкусно. Он только пиво пьет.

Кока ходил в одних трусах, довольный жизнью. Ему тоже нравилось быть в компании. Он не стеснялся своего тела, слегка бабьего, с толстыми ляжками. Молодежь воспринимала его доброжелательно и даже нежно, как больного породистого пса: кормили, гладили, не обижали насмешками. Он был равный среди равных, просто немножко другой.

– Если будете курить, проветривайте, – предупредила я.

– А мы не курим, – сказала девушка с ведром. – Это сейчас не модно. Вред здоровью. Те, кто курят, – неудачники.

Я посмотрела на девушку. Ноги, как у модели. Волосы шелковые и промытые. Смотрит скромно, но с достоинством. Знает себе цену.

Обычно пожилые люди брюзжат на молодежь. Срабатывает зависть. «Зима не даром злится, прошла ее пора». А я люблю молодых. Они красивые. У них большое будущее. А у стариков – маленькое. А у Риммы – его вообще нет.

Я позвонила Римме в больницу и сказала:

– Всё в порядке.

Я не хотела ее расстраивать или пугать. Но мне было понятно: на Женьку оставлять Коку нельзя. Женька слишком занят своей жизнью, чтобы отвлекаться на чужую. Кока будет болтаться у него под ногами, и Женька привыкнет его отфутболивать, чтобы не мешал.

На меня тоже нельзя оставлять Коку. Я имею в виду тот случай, если Риммы не станет. Моя дочь Вера через полгода родит, появится маленький ребенок, устремленный в будущее. Он потребует всю меня без остатка. Я этого жду с великой надеждой на спасение. Так хочется кому-то принадлежать.

Римма вернулась домой через три недели. Ей назначили химиотерапию. Она через день ездила в больницу, принимала капельницу. Переносила хорошо. Откуда ни возьмись взялись силы. Появилась надежда, что все обойдется. Это раньше рак – приговор. А сейчас медицина шагнула вперед, и больные живут десятилетиями и помирают от другого.

Римма устремилась в церковь, подолгу стояла перед иконой Спасителя, умоляла оставить ее подольше, чтобы хватило на жизнь Коки. Спаситель слушал внимательно, как казалось, но не помог. Рак вернулся.

– Езжай в Израиль, – сказала Надежда Николаевна. – Нечего здесь время терять. Там почти все говорят по-русски. Не надо переводчика нанимать.

Римма задумалась.

Израиль повлек две проблемы: деньги и Кока. Где взять деньги и на кого оставить Коку.

Первая проблема была решена: Римма продала дачу. Ее купил сосед, захотел увеличить свой участок. Сосед завел натуральное хозяйство. Ел свои натуральные продукты: мясо, яйца, молоко. Дом Риммы он превратил в баню.

Вторая проблема буксовала. Женька уехал в экспедицию на три месяца. Я сидела с внучком, с утра до вечера торчала у Верки.

Можно взять женщину из агентства – хохлушку или молдаванку, но как пустить в дом незнакомого человека… Обворует и сбежит.

Римма вспомнила, что у нее есть дальняя родственница Лена, учительница в младших классах. Зарабатывает копейки. Перебивается с хлеба на квас. Дети не помогают. Сами перебиваются с хлеба на квас. Ждут, чтобы мамаша подкинула…

Римма нашла телефон Лены. Позвонила ей и сказала:

– Я оставлю тебе свою квартиру в центре. Ее оценивают в миллион долларов. Я сделаю документы на тебя. Но ты должна жить с Кокой.

– Зачем мне жить с твоим… – Лена запнулась. Она хотела сказать «с твоим идиотом», но взяла себя в руки. – С твоим Кокой?..

– Затем, чтобы получить мою квартиру.

– А ты где будешь?

Римма молчала.

– Где? – переспросила Лена.

– В Караганде.

– А что ты там забыла?

– Я умираю, – просто сказала Римма. – Мне не на кого оставить сына.

– А-а… – сообразила Лена. – Ты же еще не старая.

– Умирают всякие.

Помолчали.

– Дауны долго не живут, – продолжала Римма. – У тебя останется миллионная собственность. Ты сможешь ее сдавать за пять тысяч евро каждый месяц. Тебе не надо будет работать.

– Ну да… – осознала Лена. – А когда ты уезжаешь в свою Караганду?

– Сначала в Израиль, – сказала Римма.

Израильские врачи поменяли химиотерапию.

Римма ходила на капельницу, потом возвращалась в гостиницу, и оставшиеся сутки жила в обнимку с унитазом. Ее выворачивало наизнанку. Видимо, в московской больнице ей вводили облегченные препараты, недостаточно эффективные или просто общеукрепляющие.

Римма позвонила мне из Тель-Авива и попросила навестить Коку. Эта роль проверяющей была мне знакома.

Я отправилась к Коке. Открыла дверь своим ключом. Кока сидел в одиночестве, какой-то весь серый, как будто запыленный. В доме тускло от пыли и грязи. Кухня заставлена грязной посудой. В холодильнике пакет прокисшего молока и кусок заплесневелого сыра.

Кока обрадовался моему приходу.

Я принесла ему коробку зефира. Он съел ее всю и сразу. Кока был откровенно голодным.

Я поставила чай.

Кока достал сыр, срезал зеленую влажную плесень с боков. Это была не благородная плесень рокфора, а просто плесень, которой можно отравиться. Кока срезал умело, видимо родственница Лена приучила его к выживанию.

Я выскочила в магазин и купила необходимое на неделю: жиры, белки и углеводы.

Когда я вернулась, Лена была в квартире. Она не жила с Кокой, а навещала его время от времени. Лена совершенно не была смущена тем, что я застукала ее на свинстве.

– Вы здесь не живете, – уличила я. – И вы морите Коку голодом. Вам не стыдно?

Лена не ответила. Молча подвинула Коке холодную отварную картошку. Видимо, принесла из дома.

Кока не ел. Он перебил себе аппетит зефиром. Лена крутанула Коке ухо. Кока взвыл.

– Что вы делаете? – испугалась я. – Это же больно.

– А он иначе не понимает.

– Понимает, – возразила я. – Он все понимает.

Чувствуя поддержку, Кока завыл сильнее.

– Заткнись! – приказала Лена.

Кока замолчал, его глаза смотрели затравленно. Видимо, его не первый раз били. Он втянул голову в плечи и ждал.

– Так, – сказала я. – Если вы еще раз ударите больного человека, я вас посажу.

– За дауна ничего не бывает.

– Сейчас другие законы. За бездомную собаку бывает, не то что за человека.