Иван Диго - Бумеранг желаний

– Очень надеюсь, что ничем…

– Я тоже… – помолчала секунду. – Иди ко мне, милый..

О господи, все было как во сне, она и сейчас не может сказать, сколько это длилось – минуту, час, год? Она помнит соль, соль на его теле, на его губах и сладковатый пряный запах. И она помнит, что ей было хорошо…

И… сейчас… тоже… Лера положила руку на бок мужа. Сладковатый пряный запах был рядом, как и семь лет назад. Может быть, она полюбила именно аромат его тела? Кто знает? Господи, даже сейчас хорошо. От одних воспоминаний и запаха… А сам запах храпит. Она ткнула его в бок. Леонид перевернулся и замолчал.

Да, вот так все и случилось. Она нарушила все мамины заповеди, оказалась нимфоманкой и феминисткой и затащила мужика к себе в постель. По всем законам жанра, он должен был ее бросить, вдоволь наигравшись. Наверное, так бы и произошло, если бы не случилось чудо. И этому чуду было имя Катя…

Нет, она все правильно посчитала тогда, и ничего не должно было случиться, но, видимо, она настолько хотела, чтобы он был рядом, и так ей было хорошо в тот момент, что все законы природы отступили и произошло чудо. Нет, конечно, они в тот месяц были еще несколько раз вместе. И может быть, в те, другие моменты качество резины было нарушено и что-то там попало не туда. Ведь нет же стопроцентной гарантии. Но Лера до сих пор всем своим телом ощущала, когда именно это случилось. Не обмануть женское сердце. Нет, не обмануть.

Там, в горах, Леонид не отгородился от нее после того, как она бросилась на него. Он держался ближе, катался вместе с ней, не всегда, конечно, но поддерживал, по возможности был рядом. Но и цветов не дарил, в любви не признавался. Лера очень боялась, что, когда они приедут в Москву, он ее сразу забудет и бросит. В горах они еще два раза были вместе, на сей раз соблюдая все правила резиновой безопасности.

– Так, значит, тебя зовут Лера, – как-то вечером сказал он, когда они стояли на балконе его комнаты. Стояли на холодном балконе и пили мозельский холодный как лед рислинг. И смотрели на темные силуэты гор и звезды.

Ей запомнилось, как он это сказал.

– Ты же знаешь это давно, Леня? – так же вопросительно сказала тогда Лера. – Ты знаешь другую Леру?

– Нет, другую Леру я не знаю…

И молчание. И было грустно, будто она коснулась чего-то грустного и запретного. Было грустно, и рислинг был с кислинкой. А Леня молча смотрел на звезды.

В Москве первую неделю от него не было никаких звонков и вестей. Лера загрустила и подумала, что все, баста. Она держалась из последних сил, чтобы не начать самой ему трезвонить, когда раздался звонок, и спокойный голос Леонида предложил сходить вечером в кино. Свидание. Он позвал ее на свидание. Она готова была прыгать от счастья, размахивать телефоном, как пропеллером. Но удержалась и просто сказала, что согласна. Они встретились. Никаких цветов не было. Кино, потом кафе, потом сели в машину, и он просто спросил, отвезти ли ее домой или она может поехать к нему. Она сказала: «Как хочешь». Машина стартовала с места, и скоро они были у него дома. Час спустя она лежала под одеялом и ни о чем не думала. Мыслей не было совершенно. Он так же просто спросил, хочет ли она остаться до утра или отвезти ее домой. Уезжать никуда не хотелось, и она отправила маме эсэмэс, что все хорошо и что вернется утром. Мама перезвонила, но, услышав счастливый голос дочери, успокоилась.

Так продолжалось два месяца. Они общались с другими ребятами, не афишируя, что вместе, но и не скрывая более близких, чем раньше, отношений. Да, в Лериных представлениях все должно было быть по-другому. Цветы, ухаживания, жаркие поцелуи, может быть, ссоры. Ничего этого не было и в помине. Было ровное, почти дружеское общение и регулярный секс пару раз в неделю. Они не ругались, он не дарил цветов, не дарил подарков. Но и не обижал, вел себя, как джентльмен, открывал дверь перед ней, аккуратно вел под руку, говорил приятные вещи, оказывал знаки внимания. Но никогда ничего не дарил.

Надо сказать, что у нее уже были в этот момент совершенно другие проблемы. Организм менялся, и она пару раз еле смогла сдержать приступы тошноты в его присутствии. Лера боялась поговорить с Леней. А вдруг он развернется и уйдет, как только узнает о ее беременности? Мама была в полном смятении и не находила себе места. Она требовала от дочери, чтобы та поговорила с Леонидом. Просила его телефон, хотела сама звонить ему. Потому что надо решать, что делать, и решать сейчас. Заявление дочери, что она все равно будет рожать, окончательно ее добило. Мама была и рада и не рада, потому что знала, как ребенок может изменить всю будущую жизнь. И как в Москве тяжело найти себе мужа, пусть ты молодая, красивая и образованная, но с ребенком. Но Лере было все равно. Она хотела этого малыша, потому что ребенок был от него.

Наконец она все ему сказала. Они были в ресторанчике-винотеке, он предложил выпить за ужином хорошего вина, которое только здесь можно найти в Москве. Лера отказалась. Тогда он в шутку бросил:

– Ты отказываешься, как беременный водитель автобуса.

Она посмотрела на него и произнесла:

– А я и есть беременный водитель автобуса, только без автобуса и без водительских прав.

Достаточно оригинально получилось, не правда ли? Он отложил в сторону вилку и нож, внимательно посмотрел в ее синие глаза своим тигриным немигающим взглядом и спросил:

– Это правда?

Она кивнула. Хотелось плакать, но она держалась. Но слезы в глазах все равно стояли, и круглые тигриные глаза расплывались в движущиеся овалы. Он задумчиво уточнил:

– Ребенок мой?

Она снова кивнула и улыбнулась. Он еще немного помолчал и сказал:

– А теперь скажи честно, чего ты сама хочешь.

Она не ожидала такого прямого вопроса. В его голосе не было никаких эмоций, ни радости, ни злости, ни сожаления.

– Я хочу быть с тобой, – прошептала Лера тогда, – и еще я обязательно буду рожать.

Она сказала это с упрямым вызовом в голосе, вложив всю свою женскую волю и решимость в последние слова.

– Хорошо, – просто произнес Леонид.

Он сказал это спокойно, по-доброму, без вызова, без эмоций. Что-то вроде: «Ты будешь чай пить?» – «Да, буду». – «Хорошо».

И ничего не понятно. Что он будет делать теперь? Она все сказала, а что он сказал? Что значит это его «хорошо»? Но обострить ситуацию у нее уже не было сил, так тяжело ей дались слова «буду рожать». Но он ведь не злился, не говорил, что она его подставила. Впрочем, он и не мог такое сказать. В любом случае он нашел бы что-то более дипломатичное. Ну вот, например, «хорошо, рожай, только мы сейчас ужин доедим, и рожай на здоровье». Он спокойно ел бифштекс и пил красное вино. И ничего… Молчание. Лера не могла проглотить ни кусочка. Время шло… Она хотела вскочить и убежать, но свинцовые ноги прилипли к полу и не могли даже цокнуть каблуками. Слезы готовы были брызнуть из глаз. Она боялась поднести руки к лицу, потому что тогда точно бы разревелась как корова. Время шло, и бифштекс заканчивался…