Борис Пугачев - Игры желтого дьявола

Оказалось, что Кирилл – бывший профессор Киевского университета, химик. Родик в период работы в институте сотрудничал со многими научно-исследовательскими и учебными заведениями Украины. Нашлись общие знакомые. Родик вспомнил и рассказал историю, связанную с «великим» открытием, придуманным вице-президентом академии и, с одной стороны, задержавшее защиту Родиком докторской диссертации, а с другой – позволившее организовать кооперативную деятельность. Потом обсудили Чернобыльскую катастрофу. Родик описал свои ощущения, когда он в июне восемьдесят шестого производил радиационную разведку, а потом испытывал защитные жилеты собственной конструкции, а супруги – тот кошмар, который ощущали жители Киева. Обсудили беспомощные попытки ликвидировать последствия аварии. Родик высказал мысль, что это был кем-то спланированный геноцид советского народа, когда без надобности прогнали миллионную армию необученной молодежи через радиацию, способную вызвать не только заболевания, но и генные мутации в последующих поколениях. Кирилл не соглашался и всю ответственность возлагал на покончившего жизнь самоубийством академика, не сумевшего грамотно организовать работы. Родик имел массу аргументов в пользу своей гипотезы, но не захотел спорить и перевел разговор на недавние московские события.

Рая с энтузиазмом включилась в обсуждение этой темы. Ее интересовало практически все, и Родик, не скупясь на эпитеты, описывал недолгое противостояние российских «демократов» и фарс с национальным трауром. Это послужило началом целой дискуссии о процессах, вызванных перестройкой Горбачева и последующим правлением Ельцина. Родик высказал мысль, что вместе с социализмом уничтожили свободу выбора судьбы и применения своих способностей. Многие люди оказались вынуждены заниматься несвойственной им деятельностью. Рая и Кирилл считали это естественным, но временным и необходимым для установления истиной свободы, которая испокон веку отсутствовала в России, а в последние годы появились уникальные условия для демократических преобразований. Однако они не верили в то, что российский народ сможет в обозримом будущем этим воспользоваться, и поэтому считали целесообразным не рисковать и жить здесь, в Лондоне, а не на родине. Родик, негативно относящийся к эмиграции, спорил, хотя в душе был со многим согласен. Он затронул тему Комиссии, но, почувствовав возникшую при этом напряженность, перешел к вопросам о доходах англичан и уровне их жизни.

В общем, поводов для общения оказалось достаточно, и ужин прошел в дружеской атмосфере встречи соотечественников вдали от родины, хотя Родика и удивило отсутствие ностальгии у собеседников. Он, посчитав это неуместным, не стал высказывать возникшее у него по этому поводу логическое построение, а лишь напомнил, что неплохо было бы прогуляться по уже погружающемуся в вечерние сумерки легендарному городу.

Тут выяснилось, что они находятся рядом с известным символом мировой демократии – Гайд-парком. Родик со школьных времен считал это место чуть ли не единственной отдушиной в капиталистическом мире. Тут любой человек мог, не думая о последствиях, рассказать о том, что его волнует, раскритиковать всех, кроме монарших, особ, призвать к революции. Здесь высказывались прогрессивные идеи и бредовые умозаключения, с программными речами выступали Карл Маркс, Ленин и многие известные мировые лидеры. Так Родика учили. Сейчас, стоя на аллее этого парка, выслушивая исторический экскурс Кирилла, в его сознании все перевернулось. Под воздействием увиденного он понял, что ничего особенного тут нет. Вся его Родина, погрязшая в строительстве капитализма, превратилась в подобие «уголка оратора» парка. Теперь откровения, за которые раньше сажали в тюрьму, высказываются повсюду. Ему вдруг пришла мысль, что величие того или иного места, дела, свершения да и человека определяется не объективными характеристиками, а числом людей, верящих в существование чего-то неповторимого и особенного, на деле являющихся самым обыденными и тривиальными явлениями.

– Насколько все относительно, – прервал он Кирилла. – То, что с одних позиций величественно, с других – ничтожно. Вот и этот парк тому доказательство. Из моего фетиша он в мгновенье превратился в хорошо ухоженный лес, где единственно возможным сильным чувством может быть страх заблудиться.

– Не понял вас, Родион Иванович, – отозвался Кирилл. – Ведь это чудо, когда посреди такого мегаполиса существует огромный парк. В Лондоне таких мест около сотни.

– Я не об этом. Конечно, это здорово. Было бы тепло, повалялись бы на травке. Здесь, по-моему, это разрешено. Не Москва все же. Я о свободе подумал, о свободе слова. О наших чаяньях. О надежде…

Его не поняли. Кирилл что-то еще рассказывал, но Родик его почти не слушал. Он всматривался в сумерки, надеясь развеять свои сомнения, но в это вечернее время парк был пустынен. Лишь одинокая фигура в длиннополом плаще выгуливала собаку. Он взял Кирилла под руку и сказал:

– Ну что ж. Будем провожать меня до гостиницы. Спасибо за чудесный вечер.

На следующий день с утра планировалось заседание, а в три часа дня встреча с неким мистером Майклом Экерсоном. Договорились, что Кирилл и Рая приедут в отель к восьми утра.

Ночь Родик провел беспокойно. То ли сказалась разница во времени, то ли нервное возбуждение, но он сначала долго не мог заснуть, а потом несколько раз беспричинно просыпался. В шесть он разбурхался окончательно. Немного полежав, встал и пошел умываться. Поборовшись с раковиной, имеющей раздельные краны для горячей и холодной воды, проделал утренний туалет, включая бритье под душем, бегая от смесителя к запотевшему зеркалу. Потом спустился в небольшой зал, примыкающий к ресепшн. Там позавтракал, поглотив без удовольствия булочку с маслом и показавшийся ему безвкусным чай. Не насытившись, осмотрел скудные яства и, не найдя ничего достойного внимания, отправился в холл ожидать приезда переводчиков.

Супруги появились без опоздания. На вопрос, как Родик отдохнул и не возникали ли проблемы, тот пожаловался на скудный завтрак. Посокрушавшись и подвергнув критике английскую экономию, Кирилл объяснил, что исправить что-либо нельзя, поскольку ехать придется через весь город, а опоздание недопустимо. Надо поторопиться, а заморить червячка удастся лишь в перерыве между докладами. Придется потерпеть. В качестве утешения Кирилл пояснил, что встреча с Экерсоном состоится в ресторане.

Родик, предполагая подобную реакцию, поблагодарил и предложил, не теряя зря времяни, двинуться в путь.

Покружив около Гайд-парка, выехали на современную транспортную развязку, а с нее на заполненную плотным потоком машин широкую магистраль. Родик сначала наблюдал за дорогой, но вскоре, поняв, что ничего достойного внимания нет, откинулся на спинку сиденья и завел разговор с Раей о покупках, которые он планировал сделать в лондонских магазинах. Рая долго уточняла его намерения, а потом пообещала организовать шопинг в том числе и на какой-то всемирно известный рынок под названием Камден-таун. Родик, вспомнив, что по официальной версии он в Германии, уточнил, что не хочет стандартных сувениров с видами английских достопримечательностей, а интересуется более практичными подарками типа одежды и аксессуаров. Рая обрадовалась и пустилась в описания прекрасных бутиков Лондона.