Борис Пугачев - Игры желтого дьявола

Около стойки регистрации никто не толпился, и посадочный билет Родик получил почти мгновенно.

Рая преподнесла ему сувенир – две куколки в прозрачном пластиковом пенале изображали королевского гвардейца в знаменитой медвежьей папахе и какого-то церемониймейстера с пикой и золотыми шевронами. Родик растрогался и, извинившись, что не имеет ответного подарка, пожал руку Кириллу, поцеловал в щеку Раю и направился к пограничной будке. Обернулся он, только когда пересек границу. Кирилл и Рая, сделав прощальные жесты, удалились. Он проводил их взглядом и, посмотрев на часы, понял, что до отлета еще более двух часов. Послонявшись в магазинчиках, зашел в бар и выпил двойную порцию виски безо льда. Хотелось еще, но в Москве ему предстояло садиться за руль, поскольку его никто не должен был встречать. Так он сам задумал из-за просьбы Алпамыса не афишировать свою поездку в Англию. По официальной версии, он отправился в Кельн к Вольфгангу Калеману для согласования дальнейших работ и ознакомления с производством светильников. Михаилу Абрамовичу он объяснил, что билет ему приобрели немцы с открытой датой вылета. Он даже при нем открыл конверт почты DHL, с которой ему якобы переслали билет (достать конверт не составило труда, как и подписать его). Тот принял все за чистую монету, вызвав тем самым у Родика угрызения совести, и вознамерился, как обычно, проводить. Родик поблагодарил, но в день отлета организовал для него «срочное дело». Для вида посокрушавшись, он поехал в аэропорт один, а машину оставил на стоянке. Дату прилета он утаил даже от Оксы, не надеясь на ее умение хранить тайну. Некоторые сложности в связи с этой ложью он испытал при приобретении сувениров, но благодаря усилиям Раи накупил сотрудникам безделушек, не имеющих характерных для Англии особенностей. Мише же вез дорогие рубашку и галстук, Оксе – костюм. Долго подбирали подарок Наташе, которая до сих пор дулась на Родика в связи с разводом. Наладить отношения никак не удавалось, хотя Родик несколько раз находил повод, чтобы заехать на квартиру, где жили теперь жена и дочь, но, не получая ответных эмоций, быстро ретировался. Поэтому хотелось презентовать что-то особенное, могущее дать толчок к изменению ситуации. В конце концов он приобрел ей в специальном молодежном магазине трехцветную из какого-то приятного на ощупь синтетического материала утыканную массой металлических деталей куртку, а к ней сумку. Такой подарок должен был произвести на ребенка неизгладимое впечатление, поскольку, как утверждала Рая, даже в Лондоне это было сверхмодным.

Конспирация этим не ограничивалась. Звонил из Лондона Родик только в салон, где, как он точно знал, отсутствовал телефонный аппарат с определителем номера, а Валентин был заранее предупрежден об односторонней связи. Мотивация такого положения не вызвала вопросов, поскольку все понимали, что Родик не будет сидеть на месте, а беспокоить немецких партнеров никому не хотелось.

Вся эта информация всплыла у него в голове, пока он сидел на высоком табурете у барной стойки и смотрел на опустошенный стакан. Чем занять еще полтора часа до отлета, он не знал…

Москва встретила его пасмурным небом и мелким дождем, стреловидно растекающимися по стеклу иллюминатора. На счастье, самолет пристыковался к рукаву, и Родику не пришлось мокнуть. Он быстро преодолел пограничные формальности и вышел под козырек зала прилета. Поежившись от сырой прохлады московской осени, остановился, пытаясь разглядеть брошенный неделю назад на произвол судьбы автомобиль.

В ранних из-за нависших, изливающихся изморосью сизо-черных туч сумерках различить в скоплении машин свою «шестерку» не удавалось, а точное место парковки он не помнил. Родик ощутил беспокойство и пожалел, что не купил в Лондоне понравившийся ему почти карманный зонтик, предпочитая пользоваться большим, с массивной ручкой отелевским, создающим, как ему казалось, дополнительный колорит получаемым ощущениям.

Ничего не оставалось, как мокнуть под дождем. Он быстрым шагом пересек площадь и, двигаясь вдоль рядов машин, стал нажимать на кнопку брелка сигнализации. Наконец он услышал знакомый свист и увидел свой «жигуленок».

Вскоре он уже устраивался на влажном и холодном сиденье. Стекла моментально запотели. Родик завел мотор и включил печку, нетерпеливо ожидая, когда остывший металл прогреется. Нетерпение возрастало, и Родик, опустив боковое стекло, тронулся, надеясь, что салон продуется встречным потоком воздуха.

Так и произошло, но на шоссе его обогнал грузовик, погрузив автомобиль в облако грязных брызг. Видимость опять ухудшилась. Родик инстинктивно затормозил и включил «дворники». Лобовое стекло покрылось маслянистой пленкой, а салон наполнился скрежещущими звуками, вызывающими у Родика неприятный внутренний зуд. Однако вылезать под дождь и протирать стекло не хотелось, и он продолжил путь, с трудом различая окружающие предметы.

При выезде на Ленинградское шоссе начался ливень. Дождевые потоки, бьющие в стекло и сопровождаемые мерным движением щеток стеклоочистителя, улучшили видимость и Родик теперь мог отвлекаться от дороги. Стены домов, изуродованные потеками, производили неприятное впечатление запущенности. Мостовые и тротуары изобиловали широкими лужами. Редкие пешеходы, чтобы избежать встречи с ними, совершали странные телодвижения, стараясь под чем попало спрятаться от дождя.

Невольное сравнение с неспешным и чопорным Лондоном вызвало тревожные ассоциации и заставило вспомнить предшествующие его поездке трагические события. Теперь он смотрел на них иначе. Осознание их судьбоносности пришло уже во время бесед на Туманном Альбионе, а сейчас всколыхнуло давнишние мысли о соотношении политики и экономики. Вспомнились жаркие споры, кипящие, когда он бывал в гостях у своей приятельницы Иры, муж которой создавал нечто подобное партии эсеров. Тогда каждый из гостей – коллег Ириного мужа рьяно отстаивал свою точку зрения, хотя и не до конца понимая какую. Родик считал все это несерьезным и шутливо нес ахинею, а присутствующие, воспринимая это всерьез, пытались его переубедить. Потом ему все навязло в зубах, и он стал избегать таких посиделок. Сейчас эти люди стали знаковыми фигурами в ряде правых партий. Ему вспомнилось, что при трансляции хроники недавних боев по телевизору он увидел одну из тогдашних гостей, обратив на нее внимание благодаря ее яркой азиатской внешности. Родик пожурил себя за столь явное пренебрежение политикой и в свете лондонских наставлений подумал: «Далеко продвинулись эти крикуны. Надо завтра звякнуть Ире. Пригласить ее с мужем поучаствовать в клубе. Неосмотрительно я упустил эту компанию, да и вообще политиков, из виду. Коммерция и политика в Европе идут рука об руку. Мне это четко разъяснили. Странно, что Евгения Григорьевна на этом не акцентировала внимания. Мои зарубежные собеседники были уверены, что в ближайшее время у нас образуется парламент по европейскому образцу. Возможно… Хотя для этого потребуется менять многое. Посмотрим, насколько они прозорливы. Однако вне зависимости от этого надо выделять время на общение с такими людьми и заставить себя интересоваться новостями в этой сфере».