Денис Драгунский - Нет такого слова (сборник)

Главное, что мама Лены была вылитый этот самый артист, как же его звали-то… Да! Рекс фон Зандов. Просто как родная сестра. Даже удивительно.

Можно будет сказать, что ребенок на бабушку похож. Ей нравились такие мужчины, как Рекс фон Зандов. В смысле как Кутя.

Поэтому однажды она встретилась с ним на улице и с ходу сказала, что хочет ребенка от другого мужчины. То есть от него.

– Я же друг всей вашей семьи! – возмутился Кутя. – Я друзей не предаю!

– Раз ты друг всей нашей семьи, значит, и мой тоже, – нашлась Лена. – И потом, я же не в постель тебя зову! Дай мне пробирочку, и все дела.

– Как это? – не понял Кутя.

– ЭКО, – сказала Лена.

– В смысле Умберто? – спросил начитанный Кутя.

– Почти, – сказала Лена. – В смысле экстракорпоральное оплодотворение. Делают в специальной клинике. Недешево, кстати. Пробирку дашь, нет?

Лена чмокнула его в щеку и умчалась.

А Кутя позвонил ее мужу и рассказал ситуацию. Для красоты присочинил, что много лет как влюблен в Лену. Тот даже заплакал от такого благородства. Они решили: в назначенный день Кутя передаст Лене пробирку со спермой законного мужа, и все будет правильно.

– Ты только смотри! – сказал Кутя. – Кушай мясо и не выпивай!

Сказано – сделано.

Родились близнецы. Оба якуты. Ну, или буряты. Поди теперь разбери!

Муж, бедняжка, решил все сделать по науке. Гигиенично. Пошел в клинику, деньги заплатил, и там ему эту пробирку приготовили .

Четвертую неделю он сидел за столиком на террасе и смотрел на курортную толпу. Странно, как по-разному выглядят молодые и пожилые пары. Девушки – такие тонкие, с нежными умными лицами, а парни такие вульгарные, потные и плохо побритые, любители пива и футбола. И наоборот: красивые благородные старики, а с ними – тяжелые мещанки с глупыми прическами.

Он понял, что означают эти мысли, и громко засмеялся.

К нему тут же подошла официантка. Блондинка с натруженными от постоянной улыбки скулами.

Он отмахнулся:

– Danke, danke…

– Bitte, – сказала она. – Или чаю принести?

– Соотечественница? – хмыкнул он. – Что, поговорить не с кем?

– Это вам, по-моему, не с кем поговорить.

– Ну, садись, поупражняем великий могучий.

– Здесь неудобно.

– Тогда заходи вечером. Жениться не обещаю, но на зимние сапожки заработаешь.

– Экой вы, барин, шаловливой , – сказала она, показывая свою непростоту.

Однако пришла. Вошла в незапертую дверь.

– Сапожек не надо, – сказала она. – Здесь зимы толком не бывает. А я вас сразу узнала, вы были депутатом, да? – Он кивнул. – По телевизору выступали. Я даже в вас влюбилась. На целых полчаса, наверное. Когда вы министру этот вопрос задали, помните? По всем каналам сто раз повторяли.

– В меня тогда все влюбились. На полчаса. А потом глухо.

– Ничего! – сказала она. – Мы еще про вас услышим!

– Не думаю. Понимаешь, меня понесло волной. Вынесло наверх. Потом волна схлынула, и я обратно с нею. Как соринка. Слушай, что тебе надо?

– Я смотрела вас по телевизору и думала: вот умный человек, он бы мне все рассказал. Как жить и вообще. И вот такая встреча.

Она села на подоконник. Окно было открыто. Пятый этаж. Снизу слышна была музыка и журчание толпы: пансион «Моцарт» стоял на самой эспланаде.

– Тогда уж лучше жениться. – Он встал с кресла, подошел к ней.

– Я тоже соринка, – сказала она. – Кому нужны две соринки?

– Мне, – сказал он.

– А мне – нет.

Она это очень твердо сказала.

– Тогда спой мне песенку! – заорал он. – Про бедных маму-папу! Про богатых красивых подружек! Про учителя, который тебя трахнул в девятом классе! Давай!

– Двести евро, барин! – осклабилась она. – И все ваши самомалейшие желания будут неукоснительно исполнены! Только не обманите девушку. А то у меня тут друзья. Могут заступиться в случае чего.

На секунду он захотел получить все, что полагается на двести евро. Но испугался, что убьет ее, и сказал:

– Ты лучше иди. Сколько за пустой вызов? Полтинника хватит?

– Ладно, ерунда, – сказала она, не двигаясь с места.

– А твои друзья тебя не накажут?

Зря она смеялась, конечно. Тем более – сидя на подоконнике. Его судили по законам той страны. Больше о нем никто никогда ничего не слышал.

Вечером приехал в маленький среднерусский город на конференцию. Неплохо бы поужинать. В гостинице ресторан огромный и совсем пустой: неуютно. Портье советует пойти в хорошее место, в самое лучшее место в городе. Звучное французское название.

Пришел туда. Подвал. Всякие картинки на стенах. Обширное меню. Вежливые официанты. И опять ни одного посетителя.

Сел, заказал поесть, жду. Передо мной эстрада небольшая. Нечто клавишное на тонких ножках, микрофон на стойке.

Вдруг сзади, слышу, два человека за стол усаживаются. Я спиной к входу сидел и не заметил, как они вошли, и тем более не рассмотрел. Оборачиваться неудобно. Двое мужчин, по голосам судя.

Один из них могучим сдавленным басом говорит:

– Дядя Коля, вы меня только простите. Вы извините, дядя Коля.

А другой скрипуче отвечает:

– Бог тебя простит. А я вот еще не решил.

Тут официанты начали бегать и что-то им на стол таскать. Мне тоже принесли заказ. Вышли певица и аккомпаниатор и врезали во всю мочь. Певица поет, глаза закатывает. А когда она дыхание переводит, я слышу сзади такой вот диалог:

– Дядя Коля, вы мне дайте шанс, пожалуйста…

– Я еще не решил.

– Ну, последний раз…

– Не решил я еще, понял ты?

Хорошая такая беседа.

А я, как назло, назаказывал себе кучу всего. Салат, сто грамм, холодечики-огуречики, форель на горячее… Чай с пирогом. Сижу, едва жую. Минут сорок проходит, наверное.

Но вот сзади громко отодвинулся один стул, робко и тихо – другой.

Я не удержался, повернулся.

– Дядя Коля, – умоляет двухметровый парень в шелковом костюме, в тяжеленных золотых часах, – ну, пожалуйста…

А худенький старичок в железнодорожном мундире цедит сквозь зубы:

Когда они ушли, певица опять что-то запела-заорала, запрокидывая голову и взмахивая рукой. Я спросил официанта, нельзя ли прекратить концерт. Поскольку посетитель я один, а мне не надо. Официант что-то шепнул певице. Она подошла ко мне:

– Вы настаиваете, чтобы я не пела ?

На последней странице меню был прейскурант на бой посуды и прочего.