Максим Кантор - Красный свет

Генерал пехоты Бруно Билер сказал ему:

– Это салют в вашу честь, генерал. Про юбилей русские не знают. Просто отмечают ваше новое назначение.

Моделя шутка не рассмешила:

– Мой бог, я здесь как на острове.

За неделю – с 16 января считая, того дня, когда прибыл в расположение 9-й армии, – он кое-как подлатал разорванную линию фронта. Когда закрепил рваное полотно, дал сигнал: вперед. Его попросили обождать, пока мороз спадет: термометр показывал – 45 по Цельсию. Завтра будет то же самое, ответил Модель. И войска двинулись.

То, что русский поэт Пастернак называл «рычагами и шкивами» часового механизма войны, пришло в движение. Двинулись разом штандарты, и тысячи людей пошли через непроходимый снег убивать варваров. Шла великая Германия, все племена ее и народы. Шла 206-я пехотная дивизия генерала Хефля – саксонцы, крепкий, кряжистый народ, любящий работу. Шла по колено в снегу 256-я дивизия Кауфмана, рейн-вестфальцы, легкие на ногу, поджарые рейнцы. Шла 161-я пехотная дивизия генерала Реке, составленная из восточных пруссаков, привычных к холоду, скупых на слова. Кавалеристы и самокатчики разведывательного 328-го батальона из Померании, сентиментальные немцы – тоже двигались в снегу, погоняли лошадей, тащили технику. И саперный 743-й батальон из Гамбурга был здесь, рослые костлявые ганзейцы. И гессенская 87-я дивизия фон Штудница, которая брала Париж, тоже шла по ржевским болотам. И еще шли рабочие, призванные по имперской трудовой повинности, пролетарии шли наравне с солдатами – они тоже дошли до России, свести счеты с русскими пролетариями. Шел немецкий народ, практически всякое его сословие, всякое племя было представлено – от баварцев, самых умных и хитрых немцев, до остфризов, доверчивых рыбаков, над которыми все шутят. И любой диалект можно было слышать в мочульских лесах. Вальтер Модель подумал, что Наполеон не приводил сюда столько народу. Только в Ржевской операции участвовало больше солдат, нежели было их во всей армии императора.

6-й корпус с генералом Билером во главе прошел через снег, и 23-й армейский корпус генерала Шуберта тоже прошел, со всеми дивизиями и техникой. 6-й и 23-й встретились, и саперы из Гамбурга пожали руку кавалеристам Фогеллайна. Русские теперь были окружены в своих болотах. Оставалась несшитой прореха возле Сычевки.

Вальтер Модель приказал обергруппенфюреру Отто Кумму и его полку «Дер Фюрер» – удержать коридор, образованный между Сычевкой и Волгой. Полк был хорош, а дивизия, откуда взят полк, – дивизия СС «Рейх» знаменита; но это был всего один полк.

Обергруппенфюрер прибыл в новый командный пункт генерала Моделя, перенесенного час назад прямо в Сычевку – на расстоянии пяти километров от русских кавалеристов и мотострелкового батальона, который уже прибыл и расчехлял пулеметы на станции. Модель все делал стремительно и вопреки правилам. Отпраздновал юбилей рюмкой шнапса – и поехал со штабом на передовую. Приказал – и перенесли штаб в Сычевку. На Кумма это произвело впечатление: он сам любил риск.

Отто Кумму было на двадцать лет меньше, чем генералу, у Кумма была ямка на подбородке и широкие скулы. Он был наборщиком типографии, с двадцати лет в партии. С самого начала войны – в дивизии СС «Рейх». Три месяца назад в Путивле эти же эсэсовцы отбивали атаки курсантов Харьковского военного училища. Пулеметы установили на низких стенах деревянного кремля, ровно на том месте, где княжна Ярославна рыдала по мужу, попавшему в плен князю Игорю. В тот день ей слез бы не хватило. Русские курсанты шли в атаку мерным шагом с пением «Интернационала», примкнув штыки, они шли обреченно и неумолимо – было чего испугаться. Юноши пели, что добьются освобождения своею собственной рукой, монотонная, страшная песня. Им давали подойти ближе, чем требовалось, – для верности. Дело было ясным днем, и Кумм скомандовал ждать, пока не увидишь глаза врага. Когда взглянули им в глаза, открыли огонь. Их убивали, ряд за рядом валился, пулеметчики били в живот. А они шли и пели, что разрушат мир насилия до основания. Кумм сам лежал за пулеметом в тот день. Работники всемирной, великой армии труда были мертвы все. Из курсантов не выжил ни один, перебили все училище до последнего человека. Полк СС потери понес незначительные, полк практически свежий; сегодня должны выдержать любой натиск.

Замерзшую Волгу уже перешла 29-я армия русских, еще один день, и Модель оказался бы в кольце. Но русские провели в Мочульских лесах четыре месяца – русские обморожены, они голодные и без боеприпасов. Можно представить отчаяние русских: если не прорвутся – смерть на холодных болотах. Будут драться отчаянно. Вплоть до того, как сомкнутся 6-й и 23-й корпуса армии, следовало удержать Сычевку.

– Любой ценой удержать, вы меня поняли?

– Слушаюсь, – сказал Кумм.

– Вам приходилось слышать о подвиге спартанцев?

– Да, господин генерал.

– Солдаты цивилизованной страны отличаются от варваров тем, что их сила не в толпе; каждый из нас – отдельная крепость.

– Понимаю, господин генерал.

– В ваших руках судьба армии, Кумм.

От того, соединятся ли корпуса, от того, удержится ли Отто Кумм, зависела жизнь тысяч людей, жизнь всей 9-й армии.

– Предложить вам выпить, Кумм? Сегодня день моего рождения. Круглая дата.

– Для меня это честь, господин генерал.

– Прошу вас, – Модель налил шнапс в маленькую рюмку.

Кумм поглядел прямо в глаза генералу:

– Большая честь сражаться под вашим командованием, герр генерал. С днем рождения! – и выпил.

С тех пор как Модель повел солдат в атаку по глубокому снегу, идя впереди в генеральской шинели, он мог отдать любой приказ. Маленький и жилистый, с моноклем в глазу и пистолетом в руке, он пошел по рыхлому снегу впереди батальона – и русские не смогли в него попасть. Где Модель – там удача.

Кумм поставил пустую рюмку на стол:

– Разрешите идти?

– Удачи, Кумм.

– Хайль Гитлер!

Поглядел в личное дело Кумма – рабочий из Гамбурга; северные люди не подведут. Сам генерал был из Гентина, что близ Магдебурга. Отец – учитель музыки.

Немец ел колбасу с хлебом и булочку с изюмом – причем одновременно. В левой руке немец держал ломоть, намазанный маслом и накрытый жирной колбасой, а в правой – булочку, испеченную в форме загогулины и усыпанную изюмом. Немец кусал булочку, потом совал в рот бутерброд с колбасой, далеко совал, чтобы ухватить кусок побольше. Все перемешивалось у него во рту, но, судя по довольному лицу, немцу было вкусно. Он благосклонно смотрел на свою фрау – та ела булочку, посыпанную сахарной пудрой. Нежные мысли посещали немца во время еды, он порой высовывал изо рта толстый розовый язык и совершал им в направлении фрау лизательно-вращательные движения; язык был в крошках. Когда булочки и бутерброд были съедены, пара начала целоваться, причем немец протолкнул свой толстый язык далеко в рот своей фрау, так далеко, как он себе запихивал бутерброд с колбасой.