Максим Кантор - Красный свет

– Родной он мне, – сказал полный мужчина, входя в комнату. – Моей сестры сын. Вы уж не обижайте.

– Ты не говорил про родственников, Аладьев.

– Музыканты народ беспамятный, – сказал Василий Аладьев. – Заигрался я, задумался о высоком, вот и не сказал. Племянник это мой, композитор из Москвы.

– Композитор? – спросила женщина. – Ты, значит, музыку пишешь?

– Медленные вальсы, – уточнил Ракитов, – и оперу сочинить мечтаю. Дяденька, – сказал Ракитов, – как же я к тебе стремился! Вот, думаю, найду дядю Васю, и мы с ним оперу вдвоем напишем.

Иосиф Сталин относился к расследованиям партийных преступлений внимательно. Сталин утверждал, что троцкизм объединил усилия с фашизмом для разрушения Советской власти. На первый взгляд, это трудно доказать, поскольку Троцкий был евреем и говорил, что он за Интернационал трудящихся – а Гитлер евреев ненавидел и был против Интернационала. Однако, объяснял Сталин, логика антисоветской борьбы их объединяла.

Партийным уклонистам предъявляли обвинение в шпионаже в пользу Германии и Японии, что для многих из них явилось неожиданностью – однако в ходе следствия они и сами понимали: симпатия к Троцкому связала их с такими силами, о которых они не помышляли. Связь с германской разведкой могла быть не прямой: сперва искали свидетельство знакомства обвиняемого с любым человеком, который мог знать Троцкого (как пример врага, годился и Тухачевский, и Пятаков, но Троцкий подходил универсально), затем показывали, как Троцкий реально работал на германскую разведку, далее обвиняемого уличали в симпатии к фашистской идеологии – коль скоро он сторонник Троцкого, и следствию оставалось лишь соединить звенья в единую цепь. Так возникла группа обвиняемых, поименованная «право-троцкистский блок» – поскольку идеи лево-троцкистского блока были связаны с перманентной пролетарской революцией. Право-троцкистский блок (полностью разоблаченный в марте 1938 года на открытом процессе) продемонстрировал связь так называемых коммунистов с фашизмом, то есть явил гибрид, который в годы горбачевской перестройки (пятьдесят лет спустя) стали именовать «красно-коричневыми». Додуматься до такой связки непросто, впрочем, Мичурин и не такое скрещивал: а данный политический гибрид выявил прокурор Вышинский 12–13 марта 1938 года.

На обозрение народу выставили прежде уважаемых партийцев, ныне пособников фашизма: Рыкова, Бухарина, Крестинского и даже бывшего наркома внутренних дел Ягоду. Они сами признались в том, что способствовали ослаблению обороноспособности страны – и хотели торжества нацистской Германии над Россией. Некоторые пытались было спорить, но сдались логике следствия все. Иные даже припоминали неожиданные подробности, коих прокурор Вышинский предвидеть не мог.

Процесс право-троцкистского блока показал механизм образования «красно-коричневых»: уклонист = троцкист = вредитель = фашист = германский шпион. Открытым однажды методом с тех пор и пользовались. Либеральные мыслители, которые оживили сталинский термин в ходе перестройки, применяя словечко «красно-коричневый» столь же бойко, как прокурор Вышинский, затруднились бы показать, как коммунист, желающий равенства трудящихся, и фашист, утверждающий неравенство этносов, могут объединиться, – это показать непросто. Однако для Сталина данная связь была очевидной.

Сегодня, анализируя процессы тех лет, применяют два подхода. В первом случае предлагается считать, что у вождя народов развилась паранойя преследования, и он убивал всех подряд, ведомый жаждой крови и страхом. Во втором случае доказывают, что Сталин выдумывал несуществующие заговоры, фабрикуя абсурдные обвинения, чтобы убрать политических конкурентов. Не вполне понятно, в чем именно была конкуренция, если взгляды оппонентов сфабрикованы, но, в целом, считается, что так называемые процессы – плод садистической выдумки тирана. Не было троцкистско-зиновьевского блока, не было заговора Троцкого, не было планов переворота – было лишь истребление прежней ленинской гвардии и создание однородно-послушной массы партийцев. Впрочем – и это простой факт – ленинская гвардия состояла из профессиональных заговорщиков, из людей, прошедших подполье, привычных к составлению тайных планов. Считать, что их опыт долгой конспиративной работы – истлел, и профессионалы разучились составлять комбинации, невозможно. Они могли не освоить экономическое планирование, но забыть, как вербуется связник и как из трех колеблющихся делается триста согласных – они не могли. Дело не в том, что фракционеры были врагами Сталина или недругами советского режима – дело в том, что они были профессиональными революционерами, никакой другой профессией не обладали, а эта профессия была освоена блестяще. Поскольку и сам Сталин был профессиональный революционер, он понимал, какой шаг у профессиональной оппозиции будет следующий. Однажды он увидел развитие событий предельно ясно.

Троцкий избрал классический ленинский метод – для свержения существующего строя. Проверенный историей метод, тот самый, который Сталин некогда не понял, не оценил – однако метод сработал.

Троцкий, повторяя Ленина четырнадцатого года, проголосовал за «поражение собственного Отечества в войне» – да, на тот момент в грядущей – но неизбежной войне. Троцкий сделал ставку на войну с Германией точно так же, как это некогда сделал Владимир Ильич, и Сталин увидел ту же самую проверенную временем логику. Но Ленин в четырнадцатом году только запускал метод, это была импровизация. Троцкий, опытный человек, применял революционное знание, которое было уже отточено. Когда Черчилль написал, что «Троцкий стремится мобилизовать всех подонков Европы для борьбы с русской армией», Сталин уже не удивился – он уже понял и сам, что планируется третья (после Февральской и Октябрьской) революция. И эта новая революция – как и Октябрьская – будет исходить из варианта поражения России в войне.

Неважно, получал ли Троцкий деньги от рейха через Крестинского, – и какая разница? Сталин сам отлично знал, что никаких миллионов Людендорфа, данных большевикам, не было, и кто бы дал? Неважно, установил ли Седов (сын Троцкого) контакт с концернами «Демаг» и «Борзиг», производящими тяжелую технику на гусеничном ходу. Неважно, встречался Седов с Пятаковым в Берлине или не встречался – это как раз для любителей пикантных деталей, для тех, кто полагает, что волей мелкого мошенника Парвуса загорелась планета. Важно совсем другое – какой именно исторический механизм запущен. Информатор мог соврать, следователь мог добиться нереальных фактов у подследственного. Но вот то, что Троцкий манифестировал участие всего Интернационала – а это крайне много народа, это букет воль и страстей – в новом революционном движении, которое нуждается в поражении России в войне, – вот это важно. Прежде они нуждались в победе России – а сегодня эти революционеры нуждаются в ее поражении.