Светлана До - Постигая Вечность

Освободившись пораньше, поехала из салона в парк, села у озера с лебедями и призадумалась: «А какова моя истинная сущность? Точно не гнилая. Хотя, надо бы инвентаризировать свои активы и пассивы. Итак, не припомню, чтобы кому-либо намеренно причиняла зло. А Маруля? Я вышла за него, не любя. Но никогда и не обманывала, что люблю. Я ему изменяю – и он мне, но счет-то все равно 1:1. А Кеша? Я его ела! Может, и искупила бы вину перед ним, став вегетарианкой, но пока не стала, хотя решение свое не поменяла. А Кексик? Я помогла этой девочке найти свое место в жизни, но ведь не это было моей целью. А Лиза? Последние годы качество ее жизни не снижалось благодаря мне – и сама же злилась на нее за это. Ну-у, иногда… сама себе не нравилась такой. Да-а, не густо получается. Вся надежда на собачку…»

…Беспородный, умный, как все дворняги, пес жил в небольшом домике сторожа при въезде в коттеджный поселок, в котором находился дом Бети. Огненно-рыжий, его так и называли – Рыжик. Очень жизнерадостный, сообразительный, выполнял сложные команды, как цирковая собака, но без предшествующей дрессуры. Он был всеобщим любимцем. Жители поселка обычно останавливались возле сторожки, балуя его мясными остатками. Рыжик выражал свой восторг и радость вертикальными прыжками, как стартующая ракета, а потом резко останавливался, вытягивал шею, подставляя морду ласкам. Но однажды, подъехав к сторожке, я не услышала его приветственного лая.

– Где Рыжик? – обратилась я к сторожу.

– Заболел, – ответил тот.

Я обошла домик и увидела Рыжика, лежащего на подстилке. Он никак не реагировал на мое появление. Подойдя ближе, я поняла причину: распухшие веки были залеплены гноем и копошащимися мухами.

– Рыжик, Рыжик! – позвала я. Он встрепенулся, с усилием поднял морду и слабо завилял хвостом. Кожа на исхудавшем теле висела, как у шарпея.

– Что с ним? – Сторож пожал плечами. – Сколько дней он такой?

– Три.

– И вы ничего не делаете? – Он также апатично пожал плечами в ответ. Я медленно побрела к машине. «Почему никто о нем не позаботился? Столько положительных эмоций он дарил, а теперь никому не нужен». Дома все заметили мое уныние:

– Рыжик заболел, – оповестила я их.

– И что ты так переживаешь? – безучастно спросил Маруля.

– Из-за какой-то дворняжки, – поддержала дочь.

И только Бетя отнеслась сочувственно:

– Не расстраивайся так, дорогая. Дворняги живучие, он поправится.

Мы сидели за столом, как всегда заставленным едой, но кусок не лез мне в горло.

– Я поеду, – решительно встала я из-за стола. – Отвезу его в лечебницу.

– Но ты же ничего не поела, – расстроилась Бетя.

– Пока я буду есть, он сдохнет.

Сторож загрузил вялое, как бурдюк с костями, тело Рыжика в багажник. Ветеринар сразу поставил диагноз.

– Почему раньше не привезли? – спросил он.

– Он поправится?

– Попробуем лечить. Я выпишу лекарства.

– Я не могу его забрать.

Ветеринар согласился оставить Рыжика. От суммы за его содержание и лечение, которую он назвал не моргнув глазом, я опешила:

– Почему так дорого?

– Это столько стоит. Решать вам.

– Я уже решила.

Прошло несколько дней. Каждое мое утро начиналось со звонка ветеринару.

– Пока без изменений, – слышала я неизменный ответ.

Прошла неделя, и закралось сомнение: может, этот ветеринар-хапуга выкачивает из меня деньги, а Рыжика уже нет в живых? Решила нагрянуть в лечебницу и застать его врасплох. Но ветеринар опередил меня.

– Ну что же? – услышала я в трубке его голос и замерла. – Хочу вас обрадовать, на поправку пошел ваш Рыжик. Замечательный пес.

Не знаю, с чем сравнить охватившую меня радость в этот момент. В носу защекотало, и я расплакалась.

– Спасибо! Большое спасибо!

Спустя три дня я поехала забирать Рыжика. Передо мной вертикально подпрыгивал еще худой, но по-прежнему жизнерадостный пес. Я смотрела на него и думала: «Сколько всего я могла бы купить на эти деньги. Если бы Маруля узнал, поместил бы меня в психушку. Но разве стоит этот неприобретенный тлен спасенной жизни? Пусть и собачьей».

– Я сегодня забрала Рыжика! Он поправился! – радостно сообщила я домашним, конечно, умолчав о потраченной сумме. Маруля равнодушно промолчал. Роза пожала плечами. И только Бетя, обняв меня, прошептала:

– Ты все время спрашиваешь, за что я тебя так люблю. Вот за это!

С тех пор прошло несколько лет. Рыжик жив, здоров, продолжает радовать и смешить окружающих… Вот этот свой поступок я без оговорок могу занести в актив. И тут же решила: брошь Лизы я продам, а вырученные деньги потрачу на лечение больных детей. Ну вот, с таким багажом уже можно рассчитывать на «царствие небесное» – прояснилось во мне. И Лиза это одобрит…

Вернувшись домой, позвонила Ромчику:

– Мне нужна твоя квартира на одну ночь.

– Наконец-то решила наставить рога своему Минотавру. И кто этот счастливчик?

– Счастливица я, не он.

– Известная личность?

– Более чем, но не спрашивай кто.

– Понял. Поеду к матери, обрадую ее.

Предстояло объяснить Маруле свою отлучку.

– Я останусь сегодня у Ромчика, – объявила я тоном, не терпящим возражений.

– С чего бы это? Будете поминать Лизу? – недовольно посмотрел он, щелкнув по подбородку.

«Все-таки он… не то чтобы черствый, а какой-то… подсушенный».

В эту ночь спала я крепко, хотя и не дома и не в своей постели. И проснулась позднее обычного, открыла глаза – на часах восемь утра. Закрыла.

– Доброе утро, Виолетта, – тотчас появился он.

– Доброе утро.

– Ты здесь – значит, не передумала.

– Что мне нужно делать?

– То же, что и всегда после пробуждения.

– Почистить зубы?

Он улыбнулся:

– Ты уже много лет, каждое утро погружаешься в себя до определенного предела. Сегодня ты его преодолеешь.

– Я поняла, о чем ты.

Обычно, проснувшись, я будила глаза – не открывая, вращала ими, жмурилась и заканчивала массаж глазных яблок подушечками пальцев, перемещая их по полусфере, усиливая – ослабляя давление. Возникали диковинные, завораживающие видения. Эта процедура доставляла мне эстетическое удовольствие и сочетала приятное с полезным, обладая терапевтическим эффектом – после нее взгляд становился зорче, очертания четче, краски ярче.

– Я готова.

– Тогда в путь! Путешествие будет приятным.

Я глубоко вдохнула, аккуратно приложила кончики пальцев к векам и медленно начала привычные манипуляции. Образ моего визави исчез, и перед внутренним взором поплыли полотна неописуемой красоты: в бархатно-синем пространстве вспыхивали золотые и серебристые звезды; постепенно оно начало светлеть, поголубело, пронзаемое красно-рыжими молниями; потом стало розовым, пульсируя желтыми всполохами, а затем все распалось множеством мерцающих крапинок; они попрыгали и растворились. Я понимала, что лечу с немыслимой скоростью, а казалось, что это меняющееся пространство медленно летит сквозь меня. Затем оно расступилось, и, как двадцать пятый кадр из иллюминатора самолета, идущего на посадку, промелькнули четкие линии дорог, машины, размером с муравья. А дальше – щелчок, толчок, и я стою. Под ногами земная твердь. Будто я приземлилась на парашюте, хотя никогда не прыгала и не собираюсь. Свершилось – я в себе! Интересно, как это выглядело со стороны. На лицах самых обычных людей, проходящих мимо, не замечаю какой-либо реакции на мое внезапное появление. И что дальше? Для начала надо где-нибудь присесть и подумать. Оглядевшись, заметила невдалеке скамеечку, уютно расположившуюся под невысоким раскидистым деревцем. Медленно подошла, присела. Закрыла глаза, ожидая получения инструкций, но знакомый образ не возникал. Немного подождав, решила обратиться сама. И тут поняла, что не знаю как. Но он же Разум, так и обращусь.