Маша Трауб - Не вся La vie

С новыми правами мы с мужем повезли Васю на дачу к бабушке. Показать, так сказать, эволюцию ребенка, произошедшую с ним за две недели бурной жизни в спортлагере и еще две недели ничегонеделания в Турции. Заодно и себя показать. Мама всегда замечает, что я бледная, с кругами под глазами, дерганая и голодная.

Мне было чем гордиться. Вася на зов «обедать» или «ужинать» откликался с первого раза – бежал к столу, прихватив по дороге из ящика ложку. Это у него остаточное лагерное явление – вдруг ложки не хватит? А раньше как было? «Вася, иди обедать. Вася, остывает. Вася, я опять подогревать не буду. Вася, я к кому обращаюсь? Вася, ты вообще меня слышишь?»

При этом он такой лидер в душе. Иногда в ущерб собственным интересам. Вот папа первый съел суп. Просто потому, что раньше сел за стол. Вася приходит на кухню, видит, что папа ест второе, обижается и уходит со словами: «Я тогда вообще есть не буду». Это он в меня. В нашей семье – культ еды. Главное – всех накормить, втолкнуть еду, если не хотят, а потом считать, что ты замечательная мать, жена и хозяйка. Я, когда маленькая была, тоже такие показательные голодовки устраивала.

– Не буду есть, – говорила я маме.

– Не ешь, – отвечала она мне. Но я-то знала, что через полчаса мама начнет ходить вокруг меня кругами: «Машенька, иди поешь, Машенька, там пышечки свежие». Я дожидалась, когда мама позовет меня три раза, и выходила гордая и обиженная.

Моя мама рассказывала, что однажды я ее сильно напугала. Мне было года три-четыре. Несколько дней я почти ничего не ела и плакала. Видимо, от голода. Мама ставила передо мной тарелку с супом, второе, компотик и что-нибудь на сладкое. А я сидела и роняла в суп слезы. Мама мучилась и ломала голову – что с ребенком?

– Машенька, тебе не нравится супчик? Хочешь, другой сварю? – спрашивала она.

Я мотала головой – «нет».

– А почему ты не ешь? – Мама сама была готова заплакать.

– Не могу.

– Оставь ее, проголодается – поест, – говорила маме подруга тетя Света.

– Может, у нее с желудком что-то? – Мама с ужасом смотрела на мой живот.

– У нее не с желудком, а с головой, – сердилась тетя Света.

Мама испробовала все способы. Собирала всех моих детсадовских друзей, думая, что я поем за компанию. Все ели – я нет. Единственное место, где я соглашалась поесть, – был дом тети Светы. У тети Светы была дочка, Наташка, – мы ходили в одну группу. Тетя Света – медсестра в поликлинике – готовить не любила. Точнее, не могла – денег не было. Варила пустые щи на два дня и убегала на дежурство. Кроме щей, был хлеб. Так вот у тети Светы я ела эти щи.

– Почему она ест твою бурду? – спрашивала мама у тети Светы.

– А кто ее знает? Зажралась, – беззлобно отвечала тетя Света.

– Может, у нее все-таки что-то с желудком?

– Да нет у нее ничего, это я тебе как врач говорю.

– Ты не врач, а медсестра.

Мама пошла на хитрость – передавала тете Свете кусок мяса. Чтобы щи не на воде были, а хотя бы на бульоне.

Но врача мама все-таки вызвала, независимого эксперта по знакомству. Врач сказал, что девочка здорова. Поставил диагноз – педагогическая запущенность. Нужно быть строже и не идти на поводу у ребенка. Ребенок все понимает и щупает, где край. А у меня края нет. Но мама врачу не поверила и позвонила бабушке.

Бабушка приехала.

– Машенька, кушать будешь? – спросила бабушка.

Я молчала.

– Пойдем на кухню, – предложила она.

Бабушка поставила на стол тарелку и положила приборы, которые привезла с собой, – серебряную вилочку, нож, ложечку с витиеватой ручкой. Придвинула ко мне тарелку с супом. Я съела суп. Бабушка убрала тарелку и поставила следующую – котлета. Я съела котлету.

– Нормальный ребенок, – говорила бабушка маме на кухне, моя посуду. – Оставь ее в покое. Она просто не знала, с чего начать. Не может выбрать. И объяснить тебе не может. Она сама из-за этого мучилась. Ставь по одной тарелке.

– Господи, ну почему у других дети как дети? А эта с выкрутасами.

– Сдашь ее в детдом, другую возьмешь? – отрезала бабушка и уехала.

Вася тоже ни за что сам на кухню не придет. Надо подойти, поуговаривать и донести на ручках до кухни. Тогда он забудет, что папа первый съел суп, и поест. Хотя нет. Папе нужно налить опять суп и предупредить, чтобы ел медленно. Муж тоже упрямится. Он уже съел и суп, и второе, и сладкое и опять есть суп не хочет, но я делаю страшные глаза, и он возит ложкой по тарелке.

У меня есть оправдание. Когда Вася был грудным, он вообще ничего не ел. Грудь не взял, а сцеженное молоко из бутылочки пил с таким видом, как будто я ему уксус предлагаю или еще какую гадость. У Васи, как у многих современных детей, была аллергия на молоко. Я еще удивлялась – почему в нашем поколении про аллергию на молоко никто не слышал? Вот моего мужа в его грудном возрасте выпаивали козьим молоком от старой подранной деревенской козы, которое, как оказывается, таким детям вообще нельзя.

Так вот, для Васи нужна была особенная смесь – израильская. Никакой другой, как сказала врач, нельзя. Эта смесь не продавалась в супермаркетах. Только на детском рынке в Коломенском, только в одном ларьке. Как-то я даже поругалась там с другим папашей, у которого сын тоже только ту израильскую смесь ел. Последнюю пачку поделить не могли. А продавщица – тетка такая простая – смотрела на нас как на идиотов и никак не могла понять, чего это родители так изгаляются.

Когда наступил период прикорма, или как он там называется… В общем, тот возраст, когда можно давать баночки, я от счастья накупила всякой вкуснятины. Курочка в ананасе, говядинка с овощами по-провански и прочие деликатесы. Как бы не так. У Васи и на банки случилась аллергия. Врач сказала – готовь сама.

Вот никто не знает, как сварить кашу без молока и без сахара, чтобы ее ел ребенок. А я знаю. Кашу нужно варить на компоте. Сначала компот из сухофруктов, а потом выловить, процедить и варить кашку. Ребенок не ест гречку? Гречка легко камуфлируется овсянкой. Две части овсянки и одна – гречки. Проверено на детях…

А еще нам прописали кролика. Тоже рукотворного. В смысле, сварить, отодрать от костей, перемолоть, еще два раза перемолоть. Я ходила за ним на рынок в полуобморочном состоянии. Нет, я спокойно отношусь к разделыванию дичи. Видела, как курице голову отрубают, как барашка разделывают. Но вот эти кролики, лежащие на прилавке уже освежеванные, но с одной пушистой лапкой… Это слишком. Дались мне эти лапки… Но почему их оставляют? Для красоты? Или для того, чтобы покупатель верил, что он покупает кролика, а не кого другого? Из сваренного и перемолотого кролика получается фарш жуткого цвета, запаха и консистенции. Пыталась подкрасить морковкой. Цвет лучше не стал. А если туда же пихнуть картошку, то вполне себе. Вася, во всяком случае, ел.