Михаил Гиголашвили - Толмач

Я молол все это, не выпуская прохладного локтя Фатимы. Фатима смотрела на меня в упор. А фрау Грюн, кашлянув пару раз, пошла открывать музгостиную. Обменявшись с Фатимой жаркими взглядами, я поплелся в приемную и только в коридоре мельком взглянул в папку.

фамилия: Лапицкая

имя: Раиса

год рождения: 1965

место рождения: г. Аргун, Россия

национальность: русская

язык/и: русский

вероисповедание: православие

В приемной, забившись в угол, сидела похожая на белую мышь седая худая женщина в огромных роговых очках. Она скованно держала на коленях объемистую черную потертую сумку.

– Раиса?.. Я ваш переводчик.

Она подняла на меня безжизненные глаза, увеличенные линзами очков:

– За что спрашивать будете?

– Я только переводчик. Спрашивать будут другие.

– Куда идти? – Она сиротливо подхватила сумку. Сизо-седые волосы неряшливо стянуты в жидкий крысиный хвостик. Предельно худа, в нелепом джинсовом комбинезоне и стоптанных кроссовках.

В коридоре, в дверях, я столкнулся с Фатимой, на миг прильнул к ней, напоролся на ее тугие соски, уколовшие, как гвозди.

– О, извините, коллега, дверь! – объяснил я.

Она пыхнула на меня откровенным взглядом:

– Да, дверь, я понимаю…

Раиса как вошла, так и замерла у стены. Фрау Грюн приветливо улыбнулась ей, но та не прореагировала, стояла как мумия в очках.

– Скажите ей, что мы хотим ей только помочь. Пусть не нервничает.

Я перевел. Но никакого результата – та же застывшая маска, дрожание крысиного хвостика-косички.

– О, какие руки ледяные!.. Мне через перчатки рукам холодно!.. Скажите ей, пусть она так не волнуется, расслабится. Здесь ее никто не обидит.

Но Раиса и на это не обратила внимания – как деревянная стояла у стены, сгорбившись и уйдя в себя.

– Замужем она? Дети есть? Семья? Родные? – чтобы разговорить ее, спросила фрау Грюн.

Раиса, буркнув:

– Мужа нема, хлопец при родах помер, – опять застыла в столбняке.

Когда с фото и отпечатками было покончено, я коротко пробежался по анкетным данным. Все было правильно, только она предложила приписать девичью фамилию – Бекмурзаева, но фрау Грюн сказала, что все это можно рассказать во время беседы, а сейчас пора идти к Марку.

– У него прошла язва? – спросил я ее.

– Она у него никогда не пройдет, – отозвалась фрау Грюн. – Вот и наша красавица Фатима своих клиентов привела.

Когда мы выходили, то в дверях я опять налетел на Фатиму, но буфера предотвратили смертельный исход столкновения…

– Извините, коллега, дверь узкая! – сказал я, на что Фатима, поправляя бретельку на медовом плече, понимающе улыбнулась:

– Понимаю. Та дверь тугая. Эта – узкая. Какая будет следующая?

– Дверь в рай, – сказал я уже из коридора.

– Рай для всех разный, – задорно отозвалась она, пропуская двух марокканок (в платках по глаза и в одинаковых темных хламидах).

Мы направились к лестнице. Раиса понуро плелась сзади. На втором этаже, под свист и дрист неисправной кофеварки мы подошли к кабинету Марка. Дверь открыта, но самого хозяина нет. Мы потоптались у двери. Вдруг из мужского туалета появился Марк. Выпучив на нас свои рачьи глаза, он почему-то смутился и нервно распахнул дверь:

– Вход для всех открыт, – а мне добавил: – Простуда отпустила, теперь желудок стал барахлить. Пять разных таблеток выпил – не помогает. Да еще и жара эта невыносимая… – (Он был в дурацкой детской распашонке с Микки-Маусом, шортах и шлепанцах на босу ногу – козырька от солнца не хватало.)

Под джазово-поносные всхлипы кофеварки мы втроем гуськом вошли в кабинет. Марк юркнул в кресло, открыл папку, пробежался по данным.

– Так… Аргун. Это что, Чечня?.. Очередная чеченка?… Эта Чечня что, резиновая?.. Сколько там людей проживало?.. Все лагеря Европы чеченцами забиты. А вы, сударыня, знаете, сколько человек жило на вашей родине? – сверкнул он очками в сторону Раисы, одновременно пододвигая к себе какую-то брошюру и заглядывая в не.

– А?.. Хто?.. Каких чеченцев, где жил?.. – не поняла Раиса, отупело уставясь на Марка (не выпуская из рук сумки, она присела на край стула да так и застыла).

Марк строго посмотрел на нее:

– Вы удобнее садитесь. Разговор у нас будет долгий. Ну, так сколько же, примерно?

– Ну, тысяч пятьдесят… – онемело ответила Раиса. – Откуда я знаю?

– Пятьдесят? – с иронией посмотрел на нее Марк. – Вы что-то очень свой народ сократили… Еще до полной реабилитации, в 1958 году, в Чечне проживало около семисот тысяч, а сколько еще потом вернулось! – отчеканил он, поглядывая одним глазом в брошюру. – Ну, а флаг вашей родины вы можете описать? Или изобразить? Нарисуйте, пожалуйста, вон бумага…

Раиса изобразила что-то, похожее на кривое футбольное поле с птичьего полета.

– Неправильно. А что изображено на флаге?

– На ем?.. Это, там, как… Луна с собакой… Не, со звездами…

– Никаких звезд и собак, уважаемая. Мы все знаем! – прихлопнул он по брошюре ладошкой. – Между прочим, как называют себя ваши люди между собой?

– Ну как? – удивилась Раиса, вскидывая роговые очки (рука – в пятнах, заусенцах, с обломанными ногтями). – Чеченцы?.. Себя?.. А, вот так: «Здравствуй, брат!» Вот. «Брат» говорят.

Марк скептически скривился:

– К какому тейпу принадлежит ваш президент Дудаев?

Этого Раиса тоже не знала. Марк отодвинул брошюру и, взяв микрофон, сказал в него:

– Прошу вас назвать честно вашу фамилию, имя, год и место рождения, гражданство.

Раиса серыми губами повторила свои данные, добавив полушепотом:

– Девичья фамилия – Бекмурзаева.

– Что такое? – вытаращился на нее Марк. – Так вы хотите сказать, что вы не только жили в Чечне, но и по национальности чеченка?

– Да. Лапицкая я по мужу. А так – Бекмурзаева.

– И родились в чеченской семье?

– Да.

– Посчитайте до десяти по-чеченски.

Раиса запнулась, потеребила и потискала сумку. Косичка дрогнула.

– Чеченский язык не знаю, мать русская была, в семье по-русски говорили, – выпалила она вдруг.

Марк остановил ее:

– Мало ли что в семье по-русски говорили. Вы, по вашим словам, родились и жили всю жизнь в Чечне?.. Как же до десяти посчитать не можете?.. Даже негр, если у эскимосов жить будет, до десяти считать научится по-эскимосски. Как у вас называются ваши родовые объединения?.. Тейп? Тукхум? Не знаете? Как по-чеченски «мать», «отец», «хлеб», «деньги», «сестра», «вода», «соль», «нож», «вилка», «ложка»? – опять косясь в брошюру, спросил он.

Раиса начала издавать какие-то нечленораздельные звуки, мало похожие на слова, причем ее явное южнорусское или украинское хаканье стало выпирать сильнее.

– Все неправильно. Ничего не знаете. Никогда там не жили и даже проездом не были, – заключил жестко Марк (а у меня тихо спросил, есть ли у нее чеченский акцент, на что я пожал плечами: «Пока не очень слышен»).