Маша Трауб - Замочная скважина

– Раечка, купи себе платье! – потребовал он.

– Зачем? – испугалась тетя Рая. – Мне не надо. Куда я в нем?

– Да хоть куда! – настаивал Израиль.

– Лучше на лечение оставить. Мало ли что, – рассуждала тетя Рая.

– Кому на лечение? Мне? Перестань. Я болеть не собираюсь! – бил себя в грудь Израиль. – Потрать на себя. Я настаиваю. Чтобы завтра у тебя было новое платье! Посоветуйся с Лидой, она у нас известная модница.

– Нет, лучше я Маринке сережки справлю. Золотые. Давно хотела

– И сережки обязательно! – обрадовался Израиль Ильич. – И Мариночке, и себе!

– Может, лучше холодильник новый? Наш-то уже морозит так, что я лед ножом отдираю. Снег один, а не холодильник.

– Нет, сначала сережки! – воскликнул Израиль.

– Ладно, как скажешь.

Тетя Рая купила Маринке золотые сережки, маленькие гвоздики-цветочки, и смотрела, как дочь крутится перед зеркалом и откидывает волосы. Но холодильник она тоже купила – сил нет старый размораживать.

Оставшиеся деньги тетя Рая вложила в старый пододеяльник и засунула поглубже в шкаф – на лечение в случае чего, не дай бог, конечно.

Новые жильцы в квартиру так и не заселились. Хозяин решил поехать на заработки, и жена последовала за ним, так что едва начавшийся ремонт быстро заглох, и квартира стояла пустая. Тетя Рая была этому даже рада. Не было тянущего, муторного ощущения, что она вроде как без собственного дома оказалась, что в ее квартире с родными стенами живут чужие люди.

Соседи были правы – тете Рае стало легче. Не то слово, как легче. Маринка быстро привыкла к своей новой комнате. Прежде чем войти, Израиль Ильич всегда стучался и спрашивал: «Мариночка, можно к тебе?» Рая вслед за Израилем стала делать так же, и Марине такое обращение очень льстило. Она очень быстро привыкла и к комнате, и к золотым сережкам и к тому, что каждый вечер мама накрывает стол в «гостиной». Израиль Ильич очень хорошо относился к девочке и, когда Рая бегала по клиентам, пытался учить Маринку музыке, несмотря на то что у той не было слуха и способностей. Маринка честно высиживала полчаса за роялем и с облегчением бежала в свою комнату. Сердце тети Раи было спокойно – все-таки дочка не одна в пустой квартире, под приглядом. Израиль – золото, а не мужик. Повезло так повезло. Родной отец так носиться не будет, как он.

Полученные за квартиру деньги она расходовала по чуть-чуть, на хозяйство. Она открыла для себя кулинарию – покупала готовые котлеты, чего раньше не могла себе позволить, готовые сырники, так что на плиту и готовку тоже уходило меньше времени. Тетя Рая даже помолодела, расправила плечи, ходила в новом платье, которое ей подобрала Лида и чуть ли не насильно всучила, и неожиданно для себя отказалась от нового пациента, к которому нужно было ехать на автобусе пять остановок. Тетя Рая решила, что далеко, и отказалась. Теперь она могла себе это позволить. Хотя потом извелась вся – зачем отказалась? А вдруг обиделись?

Два года пролетели почти незаметно. Спокойно, радостно, без потрясений. Главное, спокойно. Тетя Рая говорила, что это были лучшие годы в ее жизни. Так хорошо ей не было никогда. Она тайком стучала по дереву, сплевывала через плечо, чтобы не сглазить, но знала, что скоро все кончится. Чувствовала нутром. Она привыкла выживать, выдерживать, рвать жилы, такая была у нее судьба, и она не верила, что может быть по-другому.

– Что с вами? – спросила однажды Ольга Петровна, глядя на задумчивую тетю Раю.

Ольге Петровне, у которой мигрени стали почти невыносимы, прописали в поликлинике курс витаминов внутривенно. Тетя Рая приходила к ней и ставила капельницу на швабре.

– Не знаю, что-то беспокойно на душе, – ответила тетя Рая.

– Перестаньте, не каркайте, – отмахнулась Ольга Петровна.

То, что Израиль Ильич плохо себя чувствует, тетя Рая заметила первая, как профессиональная медсестра. Ее можно понять – она хотела продлить состояние такого нахлынувшего спокойствия и ничего не сказала мужу. Не подняла тревогу. Израиль Ильич оказался очень терпеливым, что редкость для мужчин. Он долго не жаловался, хотя Рая видела, что ему больно. Растирала ему спину, заматывала пуховым платком, но знала, что дело не в этом, не в спине. Знала и молчала. До последнего. Когда Израилю стало совсем плохо – его буквально скручивало от боли, – Рая не выдержала. Договорилась в поликлинике, сбегала к врачу – деньги взяла из комплекта белья, втайне от Израиля. Ему быстро сделали анализы и быстро поставили диагноз – рак желудка. Рая опять сбегала к врачу, опять достала деньги из шкафа и определила мужа на операцию. Потом забрала домой и выхаживала. Лучше ему не становилось. Рая кляла себя на чем свет стоит. Чувствовала себя виноватой – смолчала, хотя могла поднять тревогу раньше, ведь все видела и с порога поставила диагноз, хоть и не врач. Она насмотрелась на раковых больных, по глазам определяла, по запаху. И даже когда Израилю вдруг стало лучше, настолько лучше, что он сел к роялю и обзвонил учеников – все, занимаемся, быстрее, чтобы успеть, – не обрадовалась. Ремиссия, после которой наступит конец.

– Раюша, – бодрился Израиль Ильич, – мы с тобой еще юбилей справим!

– Да, – кивала тетя Рая и шла на кухню, чтобы муж не видел ее лица. Ее перекашивало от бессилия, от страха – и за него, и за себя. Она даже плакать не могла – слезами такому горю не поможешь. И ничем не поможешь.

Она гуляла с Израилем во дворе, сидела на лавочке, встречала его «мальчиков», приносила чай, но не могла радоваться и улыбаться.

– Раюша, ну что с тобой? – иногда спрашивал возмущенно Израиль Ильич. – Я же еще не умер! И не умру! Видишь, я выздоравливаю, а ты не верила в операцию. Да, да, я знаю, что не верила, а вот видишь, я победил эту болячку!

Рая только удивлялась тому, что Израиль совсем не помнил, что перед смертью Тамаре Павловне тоже стало лучше. Не просто лучше, а хорошо. Она так же вставала, гуляла во дворе, опираясь на руку Раи, и собиралась отметить юбилей. Даже обсуждала с Лидой фасон нового платья. А еще мечтала дожить до встречи с Мишенькой, с внучкой. Дождаться звонка, поговорить, увидеть. И совершенно не собиралась умирать. Ни-за-что. Но даже перспектива встречи с любимым Мишенькой не удержала Тамару Павловну на этом свете. И Израиля его «мальчики» не удержат. И Рая не удержит, как бы ни старалась.

– Может, тебе в церковь сходить или к целителям? Я слышала, есть такие, которые метастазы убирают, – предложила однажды тете Рае Валентина. Она, одна из всех соседок, не разделяла всеобщей радости по поводу выздоровления Израиля Ильича. Она одна смотрела на Израиля так же, как тетя Рая, и как будто знала – скоро конец. Совсем скоро.

Тетя Рая с Валентиной тогда сблизилась. Они сидели за столом и по-деревенски, по-простому, за разговорами, лепили пельмени или пирожки. Говорили о разном, незначимом, о главном молчали. И так все было понятно. Вот тогда Валентина и предложила целителей.