Алан Брант - Назад дороги нет. Часть 1

– Но нам нужно поддержать Билли! Он наш друг, мы не можем не пойти!

Калеб едва сдержался, чтобы не застонать. Какой же всё-таки упрямой была Эмма! Она была единственной девушкой, которая ему не поддавалась, и иногда, особенно в такие моменты, он очень об этом жалел.

– Да, – он кивнул, – и я пойду туда за нас двоих.

Лицо Эммы побагровело, казалось, ещё немного и у неё из ушей повалит пар. Она никогда никому не позволяла собой управлять, твёрдо зная, что ей нужно и как она будет поступать. И как бы она ни любила Калеба или отца, они не имеют права ей указывать, что делать.

– Ты не могёшь решать за меня идти мне туды’ или нет! – в глазах девушки сверкнул яростный блеск, а тон, с каким Эмма произнесла это, был настолько твёрдым, что Калебу пришлось отступить.

– Блядь! – выругался он, сняв очки, провёл рукой по лицу. Как же ему хотелось плюнуть на все условности и крепко привязать Эмму к кровати, пока весь праздник не кончится. Вот только не факт, что она и тогда не найдёт способ выбраться, а потом ещё обидится и откажется с ним разговаривать неделю. Он стал говорить мягче, надеясь хоть немного её урезонить. – Там правда может случиться всё что угодно. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось Пташка.

Потянувшись, он нежно погладил её по щеке. Он делал так всегда, когда она была расстроена. Лицо Эммы смягчилось, она внимательно посмотрела на него, а затем потянувшись, обняла, уткнувшись лицом в его плечо.

– Я знаю, – осторожно сказала она. – Я тоже люблю тебя, но дай мне решить самой.

Девушка отстранилась. Она в который раз подумала, что у неё было четверо родных братьев, но Калеб всё равно был ей ближе, чем они. Он понимал её намного лучше, знал множество её страхов и секретов, как и она его. Даже те, о которых он, возможно, и сам не догадывался. Вот и сейчас он тоже должен был её понять.

Калеб долго смотрел на Эмму, ничего не говоря. Хмурился, покусывал губы, чесал затылок и затем, наконец, сказал:

– Хорошо. Но ты ни на шаг не отойдёшь от меня с Ричи.

Эмма широко улыбнулась, состроила смешную рожицу.

– Слушаюсь и повинуюсь, – саркастично произнесла она, соединив ладони и наклонившись, как при молитве.

Калеб не сдержал смешок. До того она была забавна в этот момент. Эмма с лёгкостью могла развеселить любого человека, даже не прикладывая для этого особых усилий. Раньше, когда мистер Беннет возвращался с работы усталый и серьёзный, садился в своё любимое кресло у окна, только она могла поднять ему настроение, пародируя одноклассниц, или, например, самоуверенного Калеба. Однажды жена мистера Беннета сообщила ему, что его очередь мыть посуду. Он сказал, что он мужчина, а мытьё посуды чисто женская обязанность. Эмма после этого, по её словам, совершенно «случайно» перевернула на него ведро с холодной водой.

«Моё маленькое рыжее солнышко» , – говорил мистер Беннет, выслушивая все истории дочери, с любовью поглаживая её волосы. Калеб испытывал щемящее чувство боли и недовольства, когда видел их: его собственный отец так сделать больше не мог.

– Как Джон? – спросил юноша, не глядя на Эмму. Он уже так давно не видел мистера Беннета. Казалось, прошла целая вечность.

Эмма тихонько вздохнула, осторожно взяла руку Калеба в свою, погладила указательным пальцем его ладонь.

– Он скучает по тебе, Калеб, – мягко, с грустью сказала она. – Я вижу это в его взгляде, в голосе. Даже в том, как он курит. Он очень осунулся после твоего ухода, после той ссоры.

Она посмотрела на Калеба долгим терпеливым взглядом, но он всё так же старался на неё не смотреть, предпочитая равнодушно наблюдать за мелькающей в беседке тощей фигурой Ричарда, размахивающей руками, что-то объясняя Билли и Джеки. Уж не про свой ли роман вспомнил?

Калеб совершенно не любил и не хотел вспоминать тот день и ссору, то какую сильную злость он испытывал к мистеру Беннету, уверенный, что вообще больше с ним не заговорит. И всё-таки он не мог отрицать, что волновался о самочувствии Джона. Неужели с его здоровьем совсем всё плохо? Лицо Калеба помрачнело.

– Как его нога?

Эмма опустила голову, нервно затеребила рукав свитера. Она не скажет Калебу, что прошлой ночью не смогла заснуть и плакала, уткнувшись лицом в подушку, слыша, как мучается и стонет от боли отец, а мама, старательно сдерживая собственные слёзы, пытается его успокоить и поддержать.

– Хуже, – тихим голосом сказала она. – Из-за боли он не может спать, ему тяжело ходить.

Девушка на мгновение замолчала, борясь с подступившим комом в горле:

– Мы начали колоть ему морфин.

Лицо Калеба стало ещё мрачнее, он хрипло кашлянул и потянулся за сигаретой.

– Я приду к вам завтра.

Эмма недоверчиво на него взглянула. Она уже и не надеялась, что Калеб придёт навестить её отца. Девушка расцвела в улыбке и, потянувшись, крепко обняла юношу.

– Папа будет очень рад, хоть и будет ворчать, как обычно.

Когда они вернулись Ричард, Билли и Джеки оживлённо разговаривали. На этот раз уже Джеки что-то пылко говорила, пока юноши её слушали.

Ричард тут же вскинулся, цепким взглядом окидывая друзей. Он не мог не отметить, что Калеб был немного бледным, а Эмма отводила глаза, стараясь ни на кого не смотреть. И хоть юноша понятия не имел, о чём они разговаривали, Ричард сразу почувствовал, это было что-то очень важное. Калеб выглядел сильно встревоженным, вся его былая весёлость разом испарилась.

Ричард осторожно подошёл к другу, надеясь, что не кажется навязчивым, и спросил:

– Всё в порядке?

Калеб кивнул и сдавленно ответил:

– Всё хорошо, Ричи, – он попытался изобразить улыбку на лице, но напрасно – Ричард не поверил, но настаивать не стал.

Осень 1960

В приюте было две лестничных клетки, и они были на разных концах коридора – одна была женской и вела на второй этаж, где жили девочки. Можно было подняться и выше, на третий и четвёртый, но это не имело смысла, всё равно с женской стороны двери на этажи мальчишек были заперты. На мужской же лестничной клетке была закрыта дверь второго этажа, но открыты третий и четвёртый. Ходить друг к другу на этажи девочкам и мальчикам строго запрещалось – боялись нежелательных беременностей, а такое уже имело место быть. Но часто этот запрет нарушался с помощью обычной верёвки, которая привязывалась к перилам балкона. Верёвок было две – одна хранилась у мальчишек на четвёртом этаже, другая на третьем. Они достались им от их предшественников, которые каким-то чудом стащили верёвки у мистера Лейка. Их берегли и держали в шкафу под грудой старой рухляди, чтобы Сэм на них не наткнулся. Мистер Лейк был распорядителем псарни – он ухаживал за гончими, ходил с ними на охоту, и поставлял на кухню зайчатину, диких уток, дупелей, рябчиков, правда, детям ничего из этого не перепадало – только персоналу. Именно он спускал на детей собак и преследовал их при попытке побега. Также Лейк обслуживал котельную, конечно, ни один – в личные кочегары он брал мальчишек покрепче, которые таскали в топку уголь, чистили эту самую топку и поддувало, в общем, выполняли всю грязную работу и выходили оттуда до невозможности чумазыми и по часу отмывались от сажи. Лейк имел привычку напиваться со своим другом Стеном – сторожем, который денно и нощно нёс вахту, вёл журнал выдачи ключей, и следил, чтобы мальчишки не ходили к девочкам и наоборот. С последним он справлялся из рук вон плохо, и часто на рабочем месте спал, так что ночное общение детей было обычным делом. В восемь часов вечера он закрывал приют на ключ, чтобы никто из воспитанников не шлялся ночью по территории – таков был комендантский час, но так представители мужской половины приюта имели вышеупомянутые верёвки – это мало кого волновало.