Сергей Чекалин - Бабушка, расскажи сказку!

Я хорошо помню уже другой дом, из самана, который построили в 1950 году вместо старого. Родители говорили, что размеры саманного дома получились практически такими же, как и сломанного деревянного. В том доме тоже было две комнаты и сени. Вторая комната старого дома, запроходная, называемая горницей, была холодной, и в зимнее время не использовалась как жилая, на зиму она закрывалась. В саманном же доме в горнице установили плиту, поэтому и в зимнее время эта комната использовалась. В основной комнате, избе, была русская печь, которая осталась от прежнего сломанного дома. (Да и в 1928 году, в год переезда, ту печь разобрали на кирпичи и из них же и сложили на новом месте новую.) Эту печь при повторном строительстве не ломали, а строили стены вокруг неё. Так что старый дом я не помню, а вот печь-то знаю и представляю очень хорошо.

Почему не сломали печь? Думаю, во-первых, потому, что печь эта была очень хорошая, а это очень важно. Во-вторых, прежде чем сложить печь, надо сначала построить дом, а время, судя по всему, подстёгивало. Где-то всей большой семье надо было находиться (тогда было уже не восемь, а шесть человек, умерли Васёна в 1935 году и Василий Иванович в 1936 году, тем более – двое очень ещё маленьких: брату Михаилу – два с половиной года, а мне не было ещё и года). А так, печка уже готова, даже и готовить в ней можно было (и готовили) при строящемся ещё доме. Насколько знаю, сначала, по весне и началу лета, заготовили саманы для строительства, а потом сломали дом, соорудили из его части шалаш для временного жилья, в котором и обитали во время строительства.

Саман – это кирпич из глины с соломой. По-тюркски словом саман так и называется солома. Другое название такого кирпича – адоба.

Саман – очень распространённый строительный материал в наших степных краях. Глины, пригодной для изготовления самана очень много, причём глины, очень пригодной и для изготовления кирпича. Но не было у нас вблизи никаких месторождений песка. Глина перемешивается с соломой (если немного, то замешивают просто ногами, а если много, то с помощью лошади), потом всё это хозяйство оставляют «закисать» на несколько дней. Но слово закисать можно писать и не в кавычках. Готовую смесь закладывают в деревянную форму примерно 50х30х15 см и отправляют на специально расчищенную и выровненную площадку, где формованная смесь подсыхает. Подсохшие «кирпичи» затем укладывают для просушки друг на друга с промежутками, стенкой. При кладке связка между «кирпичами» такая же по составу.

Впрочем, не только в наших краях использовалась глина для строительства домов. Известно, что подобные сооружения в весьма давние времена были и в Испании, потом технология такого строительства перекочевала вместе с её держателями в Америку, при её интенсивном заселении европейцами. Только этот строительный материал, на основе глины, был намного прочнее, чем наш степной саман. В него тоже добавлялась солома, но и ещё известь, для придания большей прочности. Такая смесь на жарком солнце спекалась практически в кирпич, даже безо всякого обжига. Из этих кирпичей строили даже церкви, некоторые из них сохранились и до настоящего времени.

Помогать в строительстве дома приезжал на лето в нашу деревню из Петровского, родной деревни моей бабушки, её брат, Иван. Он был не отягощён семьёй в отличие от остальных троих его братьев, Прокофия, Иосифа и Степана …

Но описание саманного дома лучше делать по порядку, от входа в него.

Входов в дом (сначала в сени) было два, как, практически, и во всех домах в нашей деревне, да, пожалуй, и в других деревнях наших краёв.

Дома такой конструкции, называются шестистенками. Пятистенок – это сени и изба, а шестистенок – это сени, изба и горница.

Один вход, основной, можно сказать – парадный, с улицы, через крыльцо, а второй, хозяйственный, – со двора. Крыльцо у нас было открытое, с одной лавочкой на трёх человек средней упитанности. Лавочка находилась в западной части крыльца, так что сидящие на ней смотрели на восток, на порядок домов деревни.

Завалинки у нашего дома не было.

В нашем архиве есть фотографии этого крыльца с сидельцами на лавочке: дедушка Вася, бабушка Вера, дедушкина сестра Мария Васильевна, которая удачно пришла к нам в гости из Остроухово. Не уместилась на лавочке тётя Тоня, она стоит у стойки, выглядывает из-за неё. Удачно потому, что в это время оказался у нас и фотограф. Фотографии делал мой двоюродный брат Валерий (Валерик), сын тёти Тони. Я о нём немного говорил в предыдущих рассказах.

Дальше шли сени, из которых можно было попасть в избу, если пойти направо, и в хозяйственную часть двора, если пойти прямо. Из сеней, с помощью приставной лестницы, был вход на чердак (или, как мы называли, «на потолок»), где, вместе с некоторым хламом, размещались и другие вещи, необходимые в хозяйстве. Например, прялка или, как мы её называли, самопряха, лежавшая там до времени её использования (обычно она находилась слева от лестницы). А использовалась она, насколько я помню, только зимой. Приспособление для закрепления шерстяной кудели было не в виде лопаты, как часто приводят на фотографиях в интернете, а в виде большой расчески такой же формы. Кудель шерсти не привязывалась к этой лопате, а цеплялась за зубья расчёски. Она же, эта большая расчёска, использовалась и для расчёсывания шерсти или конопли (льна) вместе с другой расчёской такого же вида и устройства, но значительно поменьше размерами (ручной).

Стояли там, на чердаке, ещё мешки с семечками подсолнечника (чёрными и серыми), мешок с сухарями из чёрного (ржаного) хлеба, получаемыми целенаправленно из оставшихся кусков. Скоту остатки этого хлеба не отдавали. Сухари подавались нам часто во время обеда к горячему первому (щам, супу и др., а иногда и к чаю). Сухари высыхали настолько, что с большим трудом размачивались в горячем первом (это я говорю о сухарях из чёрного, ржаного хлеба). Вероятно, из-за того, что сам хлеб был настоящий, на домашней закваске, а не на дрожжах. Там же, на чердаке, хранились и некоторые прежде нужные в своё время вещи. Например, рубель , который мы сохранили до сих пор. Он пропутешествовал из села Львово в Красный Куст (в 1928 году), затем, при переезде родителей в Узуново Серебряно-Прудского района Московской области, потом – успокоился в нашей семье. Рубель использовался для «глажения» льняного или холстинного белья после его стирки и сушки. Больше даже и не для глажения, а для придания материи мягкости, поскольку льняной холст, из которого шили одежду, был очень грубым. Брюки, например, как говорил отец, да и его дядя, дядя Петя, брат бабушки, после стирки и высушивания можно было прислонять к стене, и они не падали, не сминались. А после «обработки» рубелём такие вещи становились мягче. Рубель использовался также и при изготовлении валенок.