Лев Сысоров - Города и моря

Владивосток, 1975 год

Ранним утром скорый поезд № 6 прибыл на конечную станцию Транссибирской магистрали.

Рядом с железнодорожным вокзалом – морской. Бухта Золотой Рог

плотно забита кораблями. От бухты сразу – склоны сопок. Дома ступеньками

идут в гору. Загаженный голубями каменный Ильич указывает на Чуркин мыс.

Трамваи гремят.

До университета – четыре остановки. В вагон зашла компания молодых

людей – как я позже понял, моряков. Они были одеты в невозможные по тем

скудным временам одежды – фирменные джинсы, полосатые и в клеточку

яркие рубашки и ботинки на платформе.

У самого крутого на шее – гитара с бантом. Крутой ударил по струнам и

запел: «Приходи в могилку, приходи в мой дом, приходи в могилку, погнием

вдвоем!»

Я похолодел. В родном Хабаровске за такие песни возмущенные пассажиры

немедленно отправляли хулиганов в милицию. Здесь улыбались.

Парни вышли вместе со мной. Гитарист хлопнул меня по плечу:

– Не бзди, поступишь!

Абитуриенту полагалась койка в общежитии. В комнате жили вчерашние

десятиклассники из Комсомольска и Свободного. Место у окна занял рабочий

плавбазы «Шалва Надибаидзе».

Плавбазовец пел блатные песни и пил водку, комсомольчанин предпочитал

жалостные лирические и портвейн три семерки. Уроженец Свободного не пел,

не пил и не плясал (стал прокурором). Я отличался полным отсутствием

слуха и тоже воздерживался от спиртного.

Закончились абитуриентские будни как полагается. Мы с будущим

бойцом за законность поступили. Он – на юрфак, я на кафедру океанологии. Наша

трезвость не имела к этому отношения. Соседи по комнате не подходили к учебе

в высшем учебном заведении как полосатый галстук к клетчатой рубашке.

Приблизительно так же ребята одевались. Отправляясь на экзамены, рыбак

надевал лаковые туфли на высоком каблуке, отечественные джинсы «Ну, погоди»

и купленную по случаю на барахолке рубаху с пальмами. Житель Комсомольска

ограничивался потрепанными клешами, флотским ремнем и вязаной майкой.

Представление о точных и гуманитарных науках ребята имели смутное.

Зато жизнь знали вполне конкретно.

В рассказах любителя лаковой обуви романтические шторма обора-

чивались нудной болтанкой, заграничные портовые города различались

только количеством купленного на валюту барахла, романтические ночные

вахты – тяжелой, нудной работой в холодном, воняющем рыбой трюме.

Овеянный комсомольской славой город на Амуре представал

нагромождением военных заводов, где по субботам рабочий класс громит винные

магазины, а воскресные дни посвящает мордобою стенка на стенку. На улицу без ножа

не выйдешь. Главный в городе – вор по кличке Повидло.

Стремящийся в прокуроры о своем городе ничего не рассказывал. Больше слушал.

Видимо, отрабатывал профессиональные навыки.

Рыбак срезался на экзамене по истории. Не знал, что такое ЧК. Комсомольчанин

не осилил сочинения. Хрупкий образ Татьяны плохо сочетается с

дешевым портвейном.

После приказа о зачислении всех нас, поступивших, посадили в общие

вагоны и отправили на север края спасать урожай картошки.

Больше я своих друзей по «абитуре» не встречал. Забыл про них. Началась

упоительная студенческая жизнь.

***

В кафе дружной компанией пили пиво. Наш друг Володя не принимал

участия в общем разговоре и внимательно изучал поверхность стола. У него

спросили:

– Что ты там разглядываешь?

– Да вот, смотрю, что здесь написано.

– И что же там написано?

Володя, после паузы:

– Да вот, написано – Николай.

Лондон, 1996 год

Я не поклонник стриптиза. Смешны люди, которых возбуждает медленное

избавление от интимных частей туалета. Убежден – делать это нужно быстро

и решительно.

В Лондон меня привели незначительные коммерческие дела. Эти мелкие

дела требовали совершения не совсем законных действий. С законом в Великобритании строго. В поисках контрафактных товаров со своим другом

Фуатом, турком кипрского происхождения и лондонцем в законе, оказались не на

Риджент-стрит, а в глубокой ж… городских окраин.

Узкая грязная улица заполнена черными женщинами в ярких одеждах,

уроженками древнего знойного континента. Обладательницы огромных

задниц и толстых ляжек активно торгуются и делают покупки в малень-

ких уличных магазинах. Продавцы – горбоносые выходцы с Ближнего

Востока. В этой галдящей толпе я – единственный белый человек. Вспомнил

Киплинга и смело шагнул на грязную мостовую.

Удивленный такой решительностью, Фуат вспомнил о неотложных делах и

уехал. Вернуться обещал скоро. Я тоже медлить не стал. Потеснил

могучих эфиопок, вспомнил пароль «вери экспенсив» и через сорок минут был

свободен.

Скоротать время решил в пабе на углу.

Все английские пабы расположены на уличных перекрестках. Сладость

британских традиций!

Благословенны лондонские пабы. Нестираемый плюш и благородный дуб.

Горечь Гиннеса и сладость эля. Люблю пиво без пены. Люблю людей,

выливающих поутру это пиво в Темзу только за то, что его не выпили накануне.

Я имею в виду хозяев пабов. Не думаю, что необходимость этих действий

Оформлена в Англии законодательно.

Расположился за столиком вплотную к маленькой эстраде. В зале пили,

курили, общались бедно одетые негры. Белых не было. Фуат задерживался.

Пиво кружило голову. Черные немного оживились. В зале появилась

темнокожая старуха крепкого сложения. Страшная. Без лишних разговоров подошла

к подиуму и уверенно на него поднялась. Зазвучала медленная музыка. «Спиричуэл», – всплыло в затуманенной голове. Старуха принялась раздеваться.

Сложена она была неплохо и работала на совесть. Разделась быстро,

по-солдатски. Все это происходило в полуметре от меня. Через минуту я был посвящен

в устройство интимных частей ее организма. Анатомически.

Не затруднив себя более чем на две минуты, стриптизерка ушла. Вернулась

быстро, слегка одетая. В руке держала двухлитровую банку. В эту банку

посетители бросали монеты достоинством в один фунт. Бросил и я. С размерами

банки она перебрала. Хватило бы и майонезной.

Ушел удовлетворенный, провожаемый дружелюбными взглядами чернокожих парней.

В столице Британской империи поразили монументальные скамейки на

набережной королевы Виктории с вольготно спящими нищими, лондонское

такси и та двухлитровая банка.

Единственное. Перед отъездом Фуат приглашал к землякам в кипро-турец-

кий ресторан. Ели улиток, пили кислое вино. После ресторана поехали в казино.