Марина Хольмер - На крыльце под барельефом

За индийскими церемониями наблюдали ученики. Распрощавшись с учителем, родители выходили из класса, всегда молча, и начинали медленный спуск по лестнице. Все было подчинено четкому распорядку, родителям не нужно было даже оглядываться: через несколько минут все трое индийских чад во главе с Манеши, понурив головы, выходили вслед за родителями. Одноклассники переживали, провожая процессию сочувственными взглядами. Впрочем, на следующий день Манеши уже был готов к новым интересным школьным будням на прекрасном русском языке без малейшего акцента.

Советское образование переживало в начале 70-х очередные реформы. Послевоенный мир требовал перемен. Школа должна была «ковать» кадры для советской экономики, которая, безусловно, показывала пример всему миру и победно опережала капитализм. Так было написано в газетах. Это же обсуждали на совещаниях и партийных конференциях в необъятной, но дышащей в унисон стране.

Школа, традиционно упираясь и сопротивляясь своими тяжеловесными телесами программ, идеологии и самих учителей, мало-помалу все же поддавалась и со скрипом менялась, сдвигалась с болотно-засасывающего места. Она пыталась менять неважное, добавлять несущественное, позволять нестрашное. Несогласные привычно писали письма в разные инстанции.

Создание «языковых» спецшкол было встречено на местах без особого энтузиазма, хотя… Выросшая из оттепели молодежь рвалась в бой. Она пыталась построить хотя бы маленькое подобие того мира, который был подсмотрен в щелочку фестивалей и срисован с занесенных непонятно каким ветром красочных журналов.

Обкомы, райкомы и ГОРОНО трясло. Заседающие там чиновники и чиновницы со стопроцентным рабоче-крестьянским прошлым, внедряя в жизнь партийные директивы, громко ненавидели всей своей пролетарской душой «эти оазисы иностранщины», противоречащие любому, какой ни возьми, пункту кодекса строителя коммунизма. Впрочем это не мешало им самим, дамам из РОНО с высокими зачесами причесок, как две капли воды похожим на Валентину Терешкову, всеми правдами и неправдами пытаться приткнуть в такие школы своих отпрысков.

Нигде, не приведи господи, не начертанный и никем, не дай бог, не произнесенный лозунг белой школы был, если задуматься, не таким уж и вызывающим. Но если и был таковым, то, по крайней мере, за ее пределами об этом никто не знал. Просто белой школе не хотелось тратить время на тех, кто «не тянул». «Нам тупые не нужны», – говорила она, оглядываясь.

Внешний вид недавно покрашенных стен, цветник и чисто выметенные дорожки оставляли самое благоприятное впечатление и вселяли надежду. Мама семилетнего Вити, когда привела сына на экза… собеседование весной, была по-настоящему, глубоко и нескрываемо счастлива. Они только недавно получили отдельную квартиру недалеко от этих двух прекрасных школ, возвышающихся по обе стороны огромного тоже с иголочки стадиона.

Витя был тихим и послушным мальчиком. Немного медлительный, он мог подолгу заниматься своими машинками, складывать башни из кубиков, возить по старому потертому ковру деревянные вагоны ободранного поезда, паровоз от которого, наверное, они позабыли в комнате рабочих бараков. Мама навела справки, пошепталась с бабушками, ожидающими своих внуков у школ. Конечно, решила она, правая, белая которая, почище и получше будет. Мальчик начнет учиться в этой школе, ведь у нас страна открытых возможностей для каждого, говорила себе женщина, записывая сына на собеседование.

Теперь она уже была не рада – школа ее встретила высокими гулкими сводами, непонятными надписями и слишком уж торжественной тишиной.

– Здравствуйте, – робко сказала женщина при входе в канцелярию. Витя держал мать за руку так крепко, что та вспотела.

Секретарь, моложавая дама в ослепительном бирюзовом костюме и с короткой стрижкой, улыбнулась:

– Проходите, пожалуйста. Ваша фамилия?

– Мирошкины мы. Витя, Виктор Мирошкин вот… сын.

– Здравствуй, Витя! – громко и восторженно произнесла секретарь, склоняясь над испуганным ребенком.

Витя крепче сжал мамину руку и почти спрятался за ее вязаной юбкой.

– Витенька, поздоровайся! – обратилась к нему мать, подтащила вперед, удерживая широким бедром и не давая сыну снова спрятаться за свою спину.

– Ну хорошо, – миролюбиво произнесла дама в бирюзовом. – Давайте вы, товарищ Мирошкина, здесь посидите или… лучше в коридоре, а Витя пройдет в кабинет. Его уже ждут. Ты же не боишься, правда? – обратилась она к мальчику. – Давай мы с тобой пойдем поговорим, поиграем, почитаем, а мама нас подождет…

Витя с тоской посмотрел на мать. Мать раскрывала беззвучно рот, хотела что-то сказать, рассчитывая на то, что пытать и допрашивать ее ребенка будут при ней, но не решилась. Поняла, что вариантов нет, и подтолкнула мальчика вперед: «Витенька, сынок, ты же такой умница! Смелый! Давай я тебя здесь подожду, а ты иди, поговори с тетеньками, почитай им там…»

Секретарь открыла дверь в кабинет директора и пригласила Витю войти. Витя зажмурился и сделал шаг, потом еще один. Мать пыталась что-то рассмотреть внутри страшного места хотя бы краем глаза, но ничего не вышло. Дверь быстро закрылась.

– Это ваш там? – спросила уборщица, широкими взмахами швабры рассекая гулкое пространство и приближаясь к застывшей с клеенчатой сумкой на коленях перепуганной женщине.

– Мой… Витенька… Спрашивают там одного, без меня. Разве ж так можно? – произнесла она испуганным шепотом.

– А чего нельзя-то? Дети сейчас бойкие такие, побоятся пару минут, а потом ничего, только успевай… И мусорят… Как освоятся, так тут же мусорить начинают… Читать-то умеет? – поинтересовалась уборщица со знанием дела.

– Ох, вроде про буквы говорили… Некогда мне особенно с ним заниматься. А что, все детишки читают так прямо раньше, до школы, что ли? Да и вообще, разве не всех принимают? Что за экзамен такой… Он у меня больше машинки… играет, возит… Да и медлительный…

– Ничего, у них такие методы специальные, что сразу прям все видят, годится им ребенок или нет. Школа-то у нас особенная, англицкая, детки умные, потом все сразу в дипроматы идут… Не волнуйтесь вы так, вон они вышли уже. И мальчик ваш с ними!

Директор, завуч и учительница одного из будущих первых классов были в недоумении и замешательстве. Редко, но все же случалось, что родители совсем не понимали, в какую школу привели свое чадо и что такое собеседование. Мальчик Витя не только не умел читать и не знал половины букв, но он неохотно и медленно говорил, был нелюдимым, голову опускал, как будто хотел спрятаться. На вопрос, в каком городе живет, он ответил, что город, конечно, большой, но в деревне у бабушки лучше. «У ребенка замедленное развитие, – жестко вполголоса вынесла вердикт завуч начальной школы, – ему вряд ли прочитали что-то за его жизнь, кроме „Курочки Рябы“, да и это тоже под вопросом…»