Алексей Труцин - Смат

Переставать общаться с Земляных мне было категорически не выгодно и просто невозможно. Один нелепый шаг вправо или влево – и мне пиздец. Наши отношения охладели до предела. Да и вообще, после этого случая во мне умерли любые эмоции. Я так и не узнал, кто убил ее. Прототип оказался настоящим маньяком. В шесть лет у него на глазах умер отец, и он получил психологическую травму до конца своих дней. В семь лет он забил свой первый штакет с ребятами со двора, они еще называли его дерганый, потому что бедный мальчик не мог оправиться от потери, и его глаза и плечи ходили ходуном лет до десяти. Короче, в теме он был с раннего детства, а сейчас этот чувак рулил буквально всем.

Знаете, подарить, подпитаться твоей энергией радости, а затем сразу же забрать это – классическое оружие дьявола. Люди, которыми я управлял и которые управляли мной, были не просто из ада, они были скорее его жертвами, бездушными и холодными, продавшими все, что у них было.

Рома сидел у Ежа вместе с Одноногим и Серегой. Это была обычная посиделка с их этим ритуальным раскуриванием. К ним присоединился Химик.

– Слышали, у Тёмы бабу ебнули, ну как, ебнули, типа пропала, – начал сплетничать Одноногий.

– Да, это пиздец, – ответил Рома. – Помню, когда мы с Ежом еще по соли угорали, казалось, что этот желторотый стопудово сядет через пару месяцев.

– Ага, этот пидор мало того, что бессмертный, – перебил Сергей. – Так теперь еще и его хуй остановишь. Этот шкет построил империю.

– Это что, слышал, что и Прототип до него добрался, – монотонно сказал Ёж.

– Пиздишь, – бросил Одноногий.

– Нет, рили, старшие товарищи не стали бы пиздеть, – спокойно продолжал Ёж. – А что у тебя за татухи на ногах, я раньше не замечал.

У Одноногого были закатаны джинсы почти до колен, и виднелись татуировки «МИР» и «ОМУТ».

– Да это я, когда сидел, захуярил. По классике, – ответил Одноногий.

– И что они значат? – спросил Химик.

– Меня исправит расстрел, и от меня уйти трудно, – ответил Одноногий.

– Ну ты и еблан, – сказал Рома. – Я вот хотел ангела набить давно.

– Сам еблан! – огрызнулся Одноногий.

– Слушай, Химик, – начал Ёж. – Что с продажами?

– Все круто, за тот месяц сотка прибыли будет точно.

– Заебись, – сказал Серега.

К ним позже присоединился Китаец. Он вошел резко, ни с кем не поздоровавшись кроме Ежа.

– Так, пацаны. Общий сбор, – начал он.

– Что случилось? – спросил Рома.

– Каратист, Серый, вы мне нужны будете, – сказал Китаец.

– Что такое? – спросил Серый.

– У СК на Чистого целый пакет всякого дерьма, старшие товарищи говорят, если его начнут вязать, то полетит на хуй вся система.

– В смысле, вся система? – спросил Одноногий.

– Тебя вообще не спрашивали. Короче, чувак – уже труп. Если его сейчас не уберем, то легавые будут из него выбивать все, а они выбьют. Плюс Прототип тоже не против. Нужна грубая мужская сила, вот я к чему.

– Все-таки ебнем мелкого, ладно, не привыкать, – сказал Серега.

– Убийство? Что? – паниковал Химик.

– Помолчи, – перебил Китаец. – Ребят, нужно просто его отследить и застрелить. Все. Дело плевое. Он сейчас с кем-нибудь из наших общается?

– Нет, давно, – сказал Ёж. – Мы же типа теперь по разные стороны бизнеса. Хотя какие мы ему конкуренты, щенок весь рынок забрал. Так, как делаем мы, уже никто не делает. Наркотики уже так не продают, как это мы пытаемся мутить.

– Похуй, есть, на что жить, и ладно, – сказал Одноногий.

– Еще раз вякнешь! Выебу в рот! – крикнул Китаец. – Серый, Рома, поехали со мной, нужно быстро решить эту хуйню.

– Блять, и все равно жалко мальчишку, – мямлил Ёж.

– Жалко, ебать, но он уже не мальчишка, – сказал Китаец. – Пора за дела отвечать.

Внешность в людях – это самое главное, потому что исходя из твоих первичных наружных внешних признаков, формируется уже и твой душевный, а также ментальный стержень. С самого детства мы живем в нескончаемой цепочке из оценок других людей, что и формирует в итоге то, что принято считать душой. Система взглядов и интересов – это прямое следствие окружения и суждений других о вас. Не лгите себе, что для вас внешность не имеет значения. Я вот стал таким, каким стал, меняться уже было попросту невозможно. Мир ли это был такой или ваш покорный слуга, до сих пор не знаю. Знаю лишь, что этот самый мир ежесекундно откликается на изменения каждого из нас.

Китаец, Рома и Серега спускались в метро.

– Никогда не садись в первый и второй вагоны – если поезд сойдет с рельс, в первую очередь пострадают они. Старайся садиться в последние, но не самый последний, так как в него может въехать следующий поезд тоже, – учил Китаец приезжего Серегу. – А если боишься терактов, то тут не угадаешь, но подрывают обычно центр.

– Бля, куда мы едем? – перебил Рома. – Ты ни хуя толком не объяснил.

– За стволом, потом нужно будет взять мотор и отследить Чистого, – ответил Китаец.

– Вот бля, только я бабу нашел, у меня все к свадьбе идет, а тут такое, – мямлил Рома.

– Француженка? – спросил Серега.

– Oui, – ответил Рома.

– Bonne nuit, – сказал Китаец. – Чем раньше ты поймешь, что женщина – твой самый главный враг и отражение твоего пиздеца, тем скорее ты сдвинешься с места. Видишь, семантика слова «пиздец» не так проста, как кажется.

Братва забрала ствол из тайника на крыше заброшенного здания и собиралась тихо и мирно меня ебнуть.

Мы сидели с Женей в ресторане и обсуждали текущие дела.

– Знаешь, откуда вообще евреи появились в России? – спросил Прототип.

– Слышал, что массовая, ну, имиграция в Россию произошла во времена присоединения Польши, – ответил я.

– Да-да, еще при правлении Екатерины Второй.

– К чему ты это?

– Да не особо любят у вас жидов тоже. Помню, я устраивался на работу и рассказал о своем хобби – лепке из мукосольки, так мне потом сказали, что я должен этим и зарабатывать, своим любимым делом, представляешь?

– У меня тоже была такая хуйня. Тут дело не в том, что ты еврей. Это вежливый отказ. А на хуя тебе работа?

– Да уже нашел. Я сейчас вообще торгую контекстной рекламой в крупном холдинге, вот только сплю часа по четыре всего.

– Зачем с твоим-то влиянием?

– Мне нравится быть как все.

– Ты странный.

– Ты тоже, – моментально ответил Земляных.

– У меня дежавю. С французского – уже видел.

– Охуеть, что еще расскажешь? – с сарказмом бросил Женя. – Театр, бля.

– Театр! А партер вот, кстати, знаешь, как переводится? На земле, Земляных! Потому что раньше люди постановки из своих окон и балконов смотрели, а еще стоя, а сидеть было уделом бедных.

– К чему эти уроки французского и непонятные метафоры?

– Лена его так и не сдала, вот к чему этот французский, а потом вылетела из университета. Но не беда, я же нас содержал, мы думали завести детей, знаешь, она уже была беременна, когда ты ее убил. Или твои, я хуй знает.