Ольга Лисенкова - Камертон

Мать и Фотина поглядели друг на друга, и кромешница решилась:

– В другой раз. Всего доброго.

Она снова закрыла лицо большими солнцезащитными очками и скрылась.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – возбужденно выпалила Фотина, устраиваясь за столиком. – «Свекровь»! Да ты…

Джуд задвинул стул. Его лицо было совершенно бесстрастным.

– Ты ешь, – сказал он сдержанно, – я пока пойду прогуляюсь. Есть расхотелось.

– Сядь. – Она потянула его за руку. – Пожалуйста. Я ничего не буду говорить.

Он опустился на стул. Фотина помолчала, потом ласково провела кончиками пальцев по его щеке.

– Я с тобой, – прошептала она. – Ты это знаешь? Нет? Я всегда с тобой.

Джуд невесело улыбнулся.

– Пожалуй, мне надо об этом напоминать, – согласился он. – Время от времени.

– И доказывать? – подразнила Фотина.

Джуд поднял бровь.

– Доказывать?

– Я… подумала, раз тебе расхотелось есть, и, может быть, тебе не очень приятно здесь оставаться сейчас, и, может быть, ты не настаиваешь на том, чтобы быть одному и чтобы непременно прогуливаться по улицам, то… – Она будто бы смутилась и отвела взгляд.

– Пойти домой и там серьезно поговорить? – попробовал угадать Джуд.

– Пойти, например, домой. И совсем ни о чем не говорить, если ты не в настроении. Мы муж и жена или нет? Неужели нам нечем заняться, кроме разговоров?

Джуд вгляделся в любимое лицо, и в его глазах зажглись задорные искорки.

– Например, попробовать что-нибудь подоказывать, да? Я только за. Погоди, я объяснюсь с официантом…

Кромешница терпеливо ждала, пока Ян наберет в чайник воды и включит газ.

– Вечно у людей диковинные традиции, без которых они ни шагу, – сказала она задумчиво.

– Немного невежливо спрашивать напрямую, мол, зачем вы пришли, – согласился Ян.

– Давай сначала?

– Давайте попробуем.

– Я бабушка Эли. Я русалка. Девочка совершила большую глупость. Она прыгнула в воду и ушла к русалкам. Ей этого делать было нельзя. Она из воздушной стихии, понимаешь? Ей у нас нельзя. Это очень легко понять.

Марина казалась искренней. И вот сейчас Ян увидел, что ей и правда много лет.

– А что с ней будет? – настороженно поинтересовался он.

– Если не выберется, умрет скоро. Кромешники обычно живут долго, по человеческим меркам даже очень долго. Эля такая юная. Но так себя вести нельзя. Как может воздух жить под водой, скажи на милость!

– Так отпустите ее!

– Если бы все было так просто! Мы не можем ее отпустить, мы же ее не держим! – Марина закрыла глаза рукой и горько усмехнулась. – Неужели ты думаешь, что я обратилась бы за помощью к людям, если бы мы могли справиться сами?

– Ну уж точно не ко мне, да. Ладно, хорошо, чего вы хотите-то?

– В футляре что?

– Где? – Ян обернулся и проследил за ее взглядом. – А. Скрипка.

– Твоя скрипка?

– Да.

– Ты играешь на скрипке?

– Да.

– И челка, – она изобразила пальцами, – чтобы походить на Башмета?

Ян хмыкнул. Забавно! Сходство было, а ведь он, как ни странно, никогда об этом не задумывался.

– Э-э… Башмет альтист. И дирижер. А откуда вы его знаете?

Кромешница отмахнулась от вопроса.

– Большая удача. Это хорошо, что ты умеешь делать музыку. Русалки очень это ценят. Смотри. Ты берешь свою скрипку и идешь на дно.

– Что-о, простите?

Она зыркнула на него сердито, и он понял, что лучше не перебивать.

– Ты идешь на дно и играешь музыку, – повторила она медленно, как будто говорила с маленьким ребенком. – Не бойся, ты не утонешь, я тебе гарантирую. Я тебе сейчас дам такую штуку, вокруг тебя будет воздух. За скрипку тоже не волнуйся, не испортится. Потом тебе предлагают за это награду, забираешь Элю и поднимаетесь наверх. Сама она никак не выберется.

– «Садко» на новый лад, да?

– Вроде того.

Ян поразмыслил. В голове звучали тревожные слова: Эля вскоре умрет, если он не вмешается. Но правда ли это?

– Кромешники не лгут, – напомнила Марина.

– Рассказывайте, да. Это слишком уж старая сказка, чтобы кто-то в нее еще верил.

Он споро накрыл на стол, налил гостье чаю, выставил конфеты и печенье.

– Тебе ничто не угрожает, – сказала русалка.

Она достала из кармана мантии круглую подвеску и положила на стол. Пододвинула к нему. Больше всего подвеска походила на грецкий орех, оплетенный серебряной проволокой. К ней прилагался черный кожаный шнур с металлическими заклепками.

– Это надевается на шею? – Ян тронул орех пальцем: на ощупь серебряная проволока была ледяной.

– Да.

– Орех?

– Да, орех. Бывший. В скорлупе воздух, он пустой внутри. Волшебная вещь. Благодаря тому, что там внутри пусто – то есть воздух, – ты будешь окружен воздухом. Спокойно спустишься на дно. Когда тебя встретят, ты сыграешь на скрипке. Что угодно. Что ты умеешь играть?

Ян поразмыслил, перекатывая подвеску по столу.

– Сольное… «Чардаш» Монти? Конечно, без аккомпанемента это не совсем то, но…

– Чудесно. Значит, сыграешь то, что умеешь. Музыки на дне слишком мало – по понятным причинам. Это будет подходящий выкуп. Все займет у тебя не больше часа. Воздушного заряда в орехе хватит. Если все пойдет по плану, ты вскоре окажешься на поверхности вместе с Элей. Это же не слишком дерзко с моей стороны, просить у тебя час твоего драгоценного времени?

Ян несколько раз кивнул, безотрывно глядя на таинственно поблескивающий орех.

– Если все пойдет по плану. А если все пойдет не по плану? Орех треснет и воздуха не останется ни в нем, ни в скрипке, ни во мне? И… Что если Эля откажется следовать за мной? В конце концов, она же сама решила занырнуть, здесь ей плохо. Это очевидно. А вы ей бабушка, вот она и придумала присоединиться к вам.

Марина не отвела глаз.

– Ты слишком рассудочный мальчик, – сказала она насмешливо, но потом посерьезнела. – Смотри. Воздуха в орехе хватит на час. Если ты управишься за час или быстрее, ты вылетаешь на поверхность, и на этом всё. Если ты не управишься за час, воздух в орехе кончится – он в любом случае кончится. Через час. Значит, ты попадаешь на поверхность без Эли. Это нежелательный вариант. Но тебе ничто не грозит, даю слово. Поверь мне. Мне больше не к кому обратиться, понимаешь? Плана Б не существует.

Ян глубоко вздохнул и взял со стола подвеску. Орех показался невесомым, но мертвенный холод проволоки пугал: через пальцы он дотянулся до самых костей, и руки сразу заломило. От одной мысли, что это придется надеть на шею и разместить на груди, Яна передернуло. Черный шнур шевельнулся как змея.

– Когда? – спросил Ян, решительно просовывая голову в кожаную петлю.

Шнур еще раз дернулся и уронил подвеску на грудь. Задержав дыхание, Ян стиснул орех в кулаке и просунул под ворот рубашки. Резкий укол холода – и всё. С глаз будто ушла пелена, зрение стало более острым, а сердце, кажется, забилось чуть медленнее.