Ольга Лисенкова - Камертон

Он хотел было прикоснуться к волнистым волосам стоявшей с краю девицы, но с размаху натолкнулся на невидимое стекло. Интересненько, как он тогда возьмет Элю за руку?

«Ты должен вначале определиться, кого из них ты выбираешь. И лишь тогда… У тебя одна-единственная попытка».

От этих слов, как почудилось Яну, барабанные перепонки болезненно завибрировали. Что же делать, что же ему делать? Они идентичны, как штампованные в Китае куклы, и он никогда не видел Элю настоящей.

Ничего. Он не крыса. Она знает, что он пес, и он ее точно почует. Ничего, что он сейчас в тающем коконе воздуха, а она в речной воде. Это совершенно не имеет значения.

Что он видел, что ощутил, когда общался с ней? Ян встал боком перед первой в шеренге девицей и зажмурился, стараясь вспомнить и вернуть тот наплыв чувств, который заставил его понять, что перед ним кромешница. Неслышный, но явственный девичий смех, будто вплетенный в ее ауру. Смех-колокольчик: такой бывает только у очень юных девушек, которым в рот попала смешинка, смех, совсем не похожий на то, что демонстрировала ему Эля, – пока он не развеселил ее неудавшимся превращением. Слева все было мертво, и он сделал шаг вперед, чтобы оказаться напротив следующей куклы. Потянул за другую ниточку своих слепящих воспоминаний, от которых было больно глазам. Освежающая мята, земляничная кислинка, ледяная вода с капелькой лимонного сока в жаркий день – Эля. Нет, никакого отклика.

Еще шаг, третья претендентка. Ян тряхнул головой, челка упала, и ему показалось, что он слышит голос Эли, с деланым возмущением заявившей: «Ты мне надоел». – «Ну прости, – ответил он мысленно. – Не время помирать. Пойдем. В следующий раз я сыграю только для тебя».

Ян открыл глаза. Третья девушка стояла таким же манекеном, как предыдущие. Конечно, она ему не отвечала, это его внутренний монолог, воспоминания, ничего больше. Рано успокаиваться, рано. Он снова зажмурился и переместился вперед, к четвертой кукле. Сзади будто что-то упало, не нарушив тишины, но его сердце дернулось туда, словно было на привязи. Да, кажется, ошибки нет. Эля – та, от которой он уходит.

Нельзя, надо проверить всех.

Но сколько у него еще времени? Если он не возьмет Элю за руку вовремя, она останется тут и будет обречена. Уши стало закладывать, по коже побежал холодок. Почему он послушал русалку и не посмотрел на часы, спустившись на дно? Болван. Надо же было быть таким болваном.

Ян закусил губу – железистый привкус крови и отрезвляющее жжение. Вызвал в памяти ощущение теплого нежного тела, упавшего с размаху в его объятия. Нет, слева мертво. Сзади – укол в сердце. Еще шаг, девица номер пять. Быстрее. Он метнул влево новый сгусток мучительно-сладких воспоминаний – ничего. Еще шаг, шестая. Проверка. Нет. Седьмая. Голова болела уже невыносимо, звон в ушах оглушал. Ничего.

Все же третья. Ян одним скачком вернулся и встал перед третьей девушкой, но, боясь ошибиться, медлил. Синие глаза девицы казались стеклянными. Без искры, оживляющей взгляд, Ян не мог распознать ее красоту, а ряд клонов внушал безотчетный ужас. Она походила на древнегреческую статую – прямой нос, четко очерченные черты лица и полнейшее равнодушие. «Ты меня не обманешь, – сказал ей мысленно Ян. – Ты не такая».

«Я такая».

«Тебе больно. Я понимаю. Не знаю почему. Но здесь тебе не место. Ты живая».

«Я ненавижу тебя».

Все это она говорила ему раньше – и то, что он ей надоел, и фразу «Я такая». А вот этих слов он от нее никогда не слышал, а значит, она ему отвечает, это не игра его паникующего разума.

«Ты…»

Он глубоко вдохнул, ловя последний глоток воздуха, впитывая несуществующий аромат свежей мяты и соленого бриза, и перед глазами у него почернело. Кислород иссяк. «Ты ненавидишь себя. Пойдем со мной».

Ян ухватил ее за руку в тот самый момент, когда потерял сознание.

Яркий свет утра разбудил Фотину. Она перевернулась на живот, не открывая глаз, и пошарила рукой по кровати. Джуда рядом нет, хотя постель теплая. От его тела или от солнечных лучей?

– Ты уже ушел? – позвала она.

– Я за компьютером, – откликнулся муж.

– Мог бы сказать, например, что ни за что не ушел бы, не поцеловав меня на прощание.

– Это само собой.

Джуд был не из тех людей, кто заливается соловьем, но жаловаться ей было грех: он давал ей почувствовать любовь не на словах, а на деле.

Преодолев притяжение постели, Фотина выбралась из спальни и подошла к Джуду, который и правда сидел уткнувшись в экран. Он уже собрался на службу, оделся, побрился и причесался – в таком виде он казался строгим профессионалом, у которого нет ни минуты на всякие пустяки вроде поцелуев. Никогда. Но, может…

– Соцсети, интернет, фейринет, все дела. Написал всем дружественным нейтральным службам, – проговорил он, не дожидаясь расспросов. – Все, что только пришло мне в голову.

Вечером Джуд, расслабившись, рассказал жене о том, с чем явилась его мать, и теперь не нужно было объяснять, что он имеет в виду.

– Мишель, – кивнула Фотина.

Значит, ему и в самом деле ни до чего, и постель он оставил уже давненько.

– Мишель, да. По данным миграционной службы, изначально она проявилась тут, в Греции, что неудивительно. Потом перемещалась, каталась по разным странам… У меня нет никаких слов для оправдания. Поверить не могу. – Джуд запрокинул голову и посмотрел в ее перевернутое лицо. – Я не выспросил ровным счетом ничего, я отказался слушать, я повел себя, как… тот шестилетний мальчик в истерике.

– Никакой истерики не было, – вступилась Фотина.

Джуд крутанул кресло, поймал жену в объятия и усадил себе на колени.

– Самая настоящая истерика, – возразил он. – Оставалось только повалиться на землю и с ором бить по ней руками и ногами. Хорошо, что ты пришла вовремя. Мне неимоверно стыдно.

Он спрятал лицо в ее волосах. Фотина погладила его по голове.

– Тебе было больно, очень больно. Причем неожиданно. Тебе врезали под дых. Я сама не сразу это поняла и чуть было не принялась добивать.

Джуд потерся носом об ее шею, и Фотина хихикнула.

– Она сильфида, – сказал Джуд. – Представляешь? Я нет. Они очень редкие. И это моя сестра.

– Интересно будет познакомиться.

– Я даже не помню, когда мне в последний раз было так стыдно. Ко мне обратились как к профессионалу, взрослому человеку, мужчине, наконец. Юная девочка попала в беду – и это точно, иначе меня бы не позвали. И что же, что же я сделал?

– Ты бросился искать ее сразу же, как только началось рабочее время у коллег.

Джуд шумно вздохнул.

– Мне надо было спросить у Грейс, почему она обеспокоена. Что означают ее слова – она говорила, что Мишель «не вернулась и не возвращается», что это значит вообще? Она пробыла тут год, не вышла замуж, не родила ребенка и должна была попасть обратно к кромешникам, как Ассо, а застряла тут? Или что?