Ольга Лисенкова - Камертон

– Он очень хороший, – не выдержала Фотина. – Очень хороший. Он добрый и вообще лучше всех в мире. Дело в том, что вы… вы возникли так непредсказуемо. Он не успел подготовиться, и тут все на него разом обрушилось.

– Он вырос, – пожаловалась Грейс.

– Ну… да. – Фотина стиснула подушку. – У вас же уже взрослая дочь от другого мужа. А он ваш первенец, насколько мне известно.

– У меня взрослая дочь, сильфида, – согласилась Грейс. – Юная. А он вырос. Я знала, но… Не представляла. Фотина, вы полукровка, вы, должно быть, слышали, что в мире фейри время течет не так, как в мире людей. Рип ван Винкль, Карл Катц, все эти фольклорные истории, когда человек провел под холмом одну ночь, а вернулся в деревню через двадцать, пятьдесят, сто лет, да?

Фотина недоверчиво покачала головой.

– Вы не могли думать, что ушли на неделю, когда тут прошло двадцать лет. У вас взрослая дочь.

Грейс посмотрела на нее умоляющим взглядом.

– Я этого и не говорю. Я попала к своим, к кромешникам, сразу после того как ушла от отца Джуда. Он сильно пил. И… бывало всякое. Я сбежала. Но я собиралась вернуться, хотя бы за детьми. У меня было трое сыновей. У меня трое сыновей, – исправилась она. – У вас пока нет детей, Джуд мне вчера сказал, что пока нет. Но вы можете представить себе, если бы они были…

– Я знаю, что кромешники совсем не так относятся к своим детям, как люди, – отозвалась Фотина. – Я знаю множество примеров. Для большинства кромешниц и кромешников брак с людьми и рождение ребенка в этом браке – вынужденная мера, когда они хотят задержаться подольше в нашем мире, это своеобразный выкуп. Необходимая уступка.

– У меня трое детей! Не один, а трое. Я собиралась вернуться. Я просто не смогла. Если после того, как начнешь жить в мире людей, ты возвращаешься к своим и остаешься там на три дня, обратной дороги уже нет. Разве что вот такие мимолетные появления. – Грейс взглянула на часы. – А толку от них… Я нечаянно задержалась там дольше, чем на три дня. Я не хотела. Меня задержали. Наверное, я не дождусь сегодня Джуда. Не могли бы вы передать ему письмо?

Она протянула Фотине запечатанный конверт.

– Да, конечно. – Фотина приняла письмо и инстинктивно прижала к сердцу. – Вы написали там о том же, что сказали мне?

– Нет, – ответила Грейс, поднимаясь. – Если вы сочтете нужным, вы объясните Джуду, что я не так сильно виновата перед ним. Я не хотела. И я не думала, что он так вырос за это время… В письме говорится о Мишель. Надо, чтобы он разыскал ее. Она несчастна.

Заторопившись, Грейс ушла. Растерявшись, Фотина не спросила у свекрови, как же все-таки с ней связаться, и до самого прихода Джуда казнила себя за это. Мать с Джудом разошлись всего минут на пятнадцать.

– Привет, – поздоровался Джуд и тут же почувствовал неладное. – Что-то случилось?

Фотина, помотав головой, вручила ему конверт.

– Здесь была твоя мама, – сказала она. – Письмо. Там про Мишель. Я тебе потом расскажу, что она говорила.

Джуд принял конверт и взвесил его в руке.

– Зачем она приходила?

– Джуд…

– Нет, Фотина, зачем она приходила? Почему без меня?

У него были больные глаза. Фотина обняла его, отчаянно пытаясь дотянуться до той глубины, где гнездилась эта боль, – и понимая, что ничего пока у нее не выходит.

– Она давно ушла из мира людей и не может задерживаться здесь надолго, а ты пришел с работы поздно.

– И она чувствовала, что меня нет дома. Кромешницы умеют чувствовать своих. Она не хотела меня больше видеть, а пришла, чтобы привлечь тебя на свою сторону, Фотина.

– Нет никаких сторон, Джуд! – вспыхнула она. – Все хотят помочь твоей сестре.

– Да, – согласился он, прошествовал к дивану и распечатал письмо.

Фотина слишком хорошо знала такие «да» в исполнении Джуда. С возгласом досады она скрылась на кухне.

Он позвал ее минуты через две. Когда Фотина вошла в комнату, голова Джуда лежала на спинке дивана, он закрыл глаза, сжимая письмо в руке, и вид у него был усталый.

– Мишель в России, – сказал он. – Сообщила ее бабушка. По отцу которая. Надо туда ехать.

– Ты хочешь поехать один? Или со мной вместе?

– Конечно, я хочу поехать вместе с тобой, если ты согласишься.

Фотина села рядом и боднула его свободную руку, подстраиваясь под нее.

– Я с тобой.

Стоило Яну с Элей приняться за бутерброды, как раздался пронзительный звон, и снова, и снова.

– Что это? – сказала, нахмурившись, Эля.

– Домофон. Погоди…

Ян снял трубку, скромно прятавшуюся в уголке близ входной двери.

– Да? …Блин.

Он нажал на кнопку, впуская нежданных визитеров в подъезд.

– Это что такое ночью?

– Это кто . Мои родители.

– Твои! – Эля вскочила.

– Закрой глаза, – скомандовал Ян, поспешно стягивая пижамную кофту. – И, если есть такая опция, может, немного притушишь собственный блеск, а не то…

– А не то что? – пискнула Эля, зажмурившись. – Ты ж полукровка! Кромешники иллюзии насквозь видят!

Вместо ответа Ян издал досадливый рык. К моменту, когда позвонили в дверь, на нем уже были мятая футболка и концертные брюки.

– И платье поприличнее сделай, если можешь, конечно, – посоветовал он.

– Поприличнее! – вскипела Эля. – Я…

Ян шикнул и отпер дверь. Эля не рискнула выйти встречать гостей: так неловко вышло, она вовсе не собиралась знакомиться с его родными!

– Мам, пап, – прозвучал недовольный голос Яна. – Ну вы чего свалились-то на ночь глядя без предупреждения?

– Ты как себя чувствуешь? – проговорила озабоченно женщина. – Кирилл сказал, что ты болеешь, слег, даже в консерваторию не пошел.

– Ничего я не болею!

– Прогуливаешь! – одобрительно пробасил мужчина. – Дорос наконец-то!

Они разулись и прошли в комнату – и, конечно, сразу увидели Элю. Та, послушавшись Яна, сотворила легкую иллюзию: приняла вид скромной студентки, привлекательной в меру своего юного возраста, не более, а платье стало казаться менее вызывающим, хоть и нарядным. Она смотрела во все глаза и не могла понять, в чем дело: перед ней, без сомнения, были обычные люди. Хорошие, простые, совсем не молодые люди .

– Оба-на! – весело удивился папа. – Он прогуливает, и вот причина!

Ян скорчил рожу.

– Пропуск одного-единственного дня за бог знает какой срок обучения – еще не повод приходить вот так, – отрезал он упрямо. – Можно подумать, я часто…

– Нам сказали, что ты заболел! – перебила мама. – А телефон у тебя не отвечает, абонент недоступен!

Ян хлопнул себя ладонью по лбу.

– Он разрядился.

– Сутки! Ни сообщения не проходят, ни звонки!

– Он разрядился, мам.

– Почему ты не поставил его на зарядку? Мы поняли, что ты лежишь-болеешь, совсем один, с тобой связаться невозможно, тебе плохо, – мы что, по-твоему, должны были делать?