Артур Вадалеев - Мухи с одной помойки

Сморщившись, директор остановил их:

– Стоп, стойте, погодите. Что вы черт возьми несете?

– Это названия фильмов. Смотрели такие? – спросил Разбегаев.

– «Десять негритят» смотрел.

– А «Матрицу», «Пилу»? – удивилась Царицына. – Смотрели?

– Нет. Я всякую коммерцию не смотрю.

– «Пилу» не знаю, не смотрел, а «Матрица» стоящий фильм, – шурша фантиком, оценил Разбегаев и закинул в рот очередную сосульку. – Зря вы так. Посмотрите.

Живолгин вдруг сообразил:

– Вообще-то, нас девять.

– Я знаю, я просто для примера! – ответил Гордеев. – Просто очень похоже, разве непонятно? Мы и не негритята. А вообще-то, с вашей женой будет десять.

– А причем здесь она?

– А при том, что всюду свой нос сует, типа вся своя такая, хотя сама – подрядчица.

– А она уже три года здесь работает, между прочим!

– А я семь!

Глядя на них, директор заулыбался, Покобатько же затряслась, сдерживая смех. Песуков кашлем привлек к себе внимание.

– Я правильно понимаю, что на запись всем плевать? Лучше про фильмы поговорить? Может есть что сказать по существу?

Наступило молчание.

– Возмутительно, – пожаловалась Чувина после паузы. – Неужели это пришло из Министерства?

Директор кивнул.

– Да. По специально выделенному каналу. Ошибка исключена.

– Может стоит перепроверить? – спросила Царицына.

– Не стоит, Виолетта Ивановна. Забыли, чем это закончилось в прошлый раз? Меня премии лишили, и вас всех соответственно тоже. Когда ж вы поймете, что они этого не любят.

Клумбина задумчиво спросила:

– Так нам угрожают, получается?

– Вот именно. И хамло-то какое редкостное, а. – Живолгин сжал кулаки. – Морду бы ему набить. И самого заставить каяться.

– Вот, вот, – подтвердила Царицына. – Скотина. Разве можно женщине говорить такое?

– Нам значит можно? – усмехнулся Разбегаев. – Ой. Конфету случайно проглотил.

– Недососал, – съязвила Клумбина.

– Недофафал, – надув впалые щеки, передразнил ее Разбегаев.

Клумбина обиделась и отвернулась.

Покобатько поддалась к столу, ее лицо покраснело, а следом на нем проступили бледные пятна.

– Вы знаете, – сказала она, повысив голос, – я полностью согласна с вами, Людмила Вячеславовна. Это не только возмутительно, но и откровенная ложь! Я пятьдесят два года работаю, я ветеран труда, у меня грамоты есть, три суда выиграла! Двоих детей на ноги поставила. Все неправда! Они сидят в своих кабинетах, как на другой планете. Завалили бумагами все отделение – голову не поднять!

– Лучше и не скажешь, – поддакнула Чувина.

Директор устало потер глаза.

«Господи, не об этом же речь шла», – подумал он.

– Да вообще смешно – искажаете действительность. Что за чушь? – наморщив лоб, едва не взвизгнула Царицына. – Кому рассказать – смех да и только. Они там что, зазвездились?

– Вам лишь бы рассказать, – пристыдил ее Гордеев.

– Вот-вот, – подтвердил Разбегаев. – А это: оскорбление природы человека. Надо же, слова-то какие подобрал. Пафоса-то сколько. Совсем уже спятили. Целую философию выдумал. Если вдуматься, то это они не от мира сего. Ну, правда.

– Да, да, да, да, – кивая, подтвердила Покобатько. – Как дети.

– Что-то Михаил Дмитриевич все молчит, хотя сам больше всех переживал, – тоже откинувшись на спинку стула, сказал Живолгин. – Вы-то что обо всем этом думаете?

Песуков, казалось, с трудом разжал стиснутые зубы.

– Все, что я думаю, я уже сказал себе, – процедил он.

– Матом, небось, как обычно, – рассмешил остальных Гордеев.

– Не надо хохмить, матюгаюсь я только пьяным, и вы все это знаете. Я просто пожелал этой сволочи мучительно сдохнуть…

– Не забывайте, коллеги, о ком вы говорите! – заглушил последние слова директор. – Я, конечно, все понимаю, но давайте соблюдать субординацию. Напоминаю, у нас серьезная бюджетная организация, а не какая-то там шарашкина контора.

– А можно посмотреть приказ? – недоверчиво попросила Чувина. – Уверена, что-то здесь не так.

Директор недовольно сверкнул глазами в ее сторону, но постарался взять себя в руки.

– Что значит – уверены? Опять думаете, я что-то напутал? Да ради пожалуйста, то есть бога, – сбивчиво ответил он.

Овалов наклонился и небрежно кинул на центральный стол приказ, а вслед метнул еще один лист.

– И ознакомительный, пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста. Все на фирменных бланках, как видите. Пришли вместе с записью. Одним письмом. Читайте, подписывайтесь.

Чувина внимательно изучила приказ, гордо выпрямилась и передала его по цепочке Царицыной.

– Все так? – спросил директор.

Чувина кивнула.

Бегло глянув на приказ, Живолгин сказал:

– Я предлагаю расписаться и закончить на этом. Жрать охота, пардон, кушать.

С пошлым сарказмом коллеги подписались и начали расходиться. В открытых дверях показалась охранница Живолгина, придерживающая пальцами кровь из носа.

– Оскорбительная наглость! – выходя из приемной, жаловалась она мужу. – Этот Гордеев настоящий хам!

Оставшись один, директор мрачно повторил:

– Оскорбительная наглость.

Он снова включил запись и прослушал характеристики сотрудников. Откуда такая точность? За нами следят? Все же так и есть! Кроме одного.

«Ну какой я слюнтяй? Я долго запрягаю, но зато потом каак разгонюсь, – подумал Овалов. – И не лизоблюд, а что, скалиться всем? Лживый – это во благо. Не трус, а осторожный. И все у меня нормально с комплексами. Ай, да ну вас».

Все же подсознательно испытывая тяжесть жестокой правды, директор махнул подпись, отсканировал лист и отправил его в секретариат. Мысли стремительно метались, от неисправных ламп гудело в голове, и чтобы успокоиться, пришлось воспользоваться проверенным методом. Рановато, конечно, но а что делать? Чуть-чуть можно.

Директор достал из нижнего ящика стола плоскую бутылку, высохший порезанный лайм и стопку, которую наполнил джином. Дерзко запахло можжевельником. Хорошо! Ну а как еще здесь можно работать нормально?

В столовой без ремонта лет двадцать за одним столом обедали четверо.

– Супы бывают разные, но все они невкусные, – неожиданно сказал Гордеев. – А второе всегда выглядит ужасно, но чаще всего очень даже съедобно. Может ли это что-нибудь значить?

– А что ты хотел от комплексного в серьезной бюджетной организации? – усмехнулся Песуков.

– Супы так себе, бывают и хуже, – отозвался Разбегаев. – Я за такие иногда не плачу. Говорю, занесу позже, и да пошли они. Ты к чему это?

– К тому, что все вокруг неправильно и через жопу, извините, за мой акцент. Странно как-то все. Неправдоподобно как-то.

– Когда через жопу, очень даже правдоподобно, – сказал Разбегаев и засмеялся так, что изо рта вылетели хлебные крошки. – Ой!