Дмитрий Варламов - Транквилизатор. Комикс ушедшего лета

– Хорош! – Одернул его Тимофей.

– Чё «хорош»! – взревел тот, в гневе искривив губы, уставившись на Шаламова глазами, заплывшими пьяной злой пеленой.

– Хорош, я сказал! – остановил он так же Александра, неумело пинавшего вжавшегося в проем меж диваном и стеной жильца.

Казалось, будто он больше злился из–за того, что не выходит сделать тому больнее, чем есть. Только сейчас, при освещении, Тимофей разглядел последствия инцидента на лице Нигматулина: багровеющую гематому под глазом и запекшуюся кровь в светлых, почти белых волосах на виске.

– Хорош, – тем не менее повторил он, – па́лево разводим.

Тот, которого избивал Александр, выглядел вменяемым. Шаламов присел на корточки и похлопал его по спине.

– Встань! Говорить будем.

Не сразу, но все–таки ему удалось добиться желаемого. Когда жертва нападения несмело села на диван, Тимофей спросил:

– Как зовут?

Вопросы приходилось повторять несколько раз, но арендатор все же сообщил, что–то похожее на «серёга».

– Хорошо, Серёга. – Шаламов старался выглядеть дружелюбно на фоне своих спутников, разыгрывая всем известный прием. – Медведев, Тралов, Шаляпин – знаешь таких?

Несчастный замямлил что–то про «пацаны, не бейте», чем спровоцировал обратную реакцию Вадима и Александра, да так, что Тимофею пришлось их вновь удерживать.

– Где друзья твои? – продолжил он после. – Нам с ними очень нужно поговорить.

–Ууушли.

– Когда?

– Днём, днём ушли.

– Ночевать они здесь будут?

– Ннне знаю, – замотал головой Сергей, так что с разбитого носа кровь брызгами разлетелась по полу.

На вид ему было около тридцати. Опухшее бардовое лицо, мясистые, поломанные уши, лопнувшие губы. Он сидел в потянутом сером свитере, извалтуженных в чем–то штанах, рваных носках. Его вид не вызывал ничего, кроме брезгливой жалости. Шаламов оглядел своих, и, казалось, это ощущение разделили все. Он приподнялся, вытянул из пачки на столе сигарету, закурил и подытожил:

– Ждать тут без толку, может, они тёлок каких выцепили и прут.

– Ну да, – согласился Нигматулин.

– Слышь что ль, чёрт грязный! – вспенился Вадим, ткнув в грудь недругу битой. – Передай свиноте своей, найдем – уроем.

_____________________________________________________________________________

Далее все пошло, как по маслу. Тучка, насупившись, села с краю и принялась, уткнувшись в телефон, вкидывать алкоголь, как не в себя. Шевчук, незаметно наглаживая ножки её подруге, пошёптывал ей на ухо всякую влажную ересь, а Семён расчехлял портмоне, что банкомат. Доведя компанию до нужной кондиции, Станислав уже планировал девалютизировать второго пилота себе на такси и умчать со Стройняшкой восвояси, как вдруг произошло следующее. Пока Стас, пользуясь минутой уединения, вжимал брюнетку в угол дивана, вырывая страстные поцелуи один за другим, в неожиданно образовавшейся тишине, какая бывает после внезапно оборвавшегося трека, сидевшая у барной стойки Тучка, что, видимо, стала свидетелем интимной близости меж Семёном и Мышкой, влив в себя очередную рюмку водки, выдала:

– Юль, да чего ты с ним сосёшься?! Друган его – гомик! И этот, небось, из этих!

На танцполе повисла гробовая тишь, в которой взревел Семён:

– Че–го?!

Он одернул девушку за руку и замахнулся для пощечины, но не успела карающая длань опуститься на обидчицу, как её перехватил какой–то доброхот.

– Тёлку не тронь!

Семён последовал совету, обрушив свой удар на защитника. Тот влетел прямо в бар, разбив витрину с алкоголем, после чего в потасовку ввязался уже персонал. Стройняшка ринулась спасать подругу, Стаса пихнули охранники, что пролетели мимо и кинулись разнимать дерущихся. Завязалась не шуточная свара, кто–то упал прямо на стол, чуть было не разбив в дребезги едва початую бутылку джина, что чудом успел спасти Шевчук. Он, округлив глаза, окинул взглядом хаос, что моментально воцарился в баре и, с прискорбием осознавая, что его планам не суждено сбыться, сунул бутыль себе за пазуху и побрел к выходу. Вечер был безнадежно испорчен.

_____________________________________________________________________________

Трое вышли из подъезда, побрели вдоль трассы, по которой редко проезжали

машины, в основном, такси. Микрорайон, куда они поднялись, располагался на возвышенности по отношению к другой части города, и отсюда открывался просторный вид на него. Провинция спала мёртвым сном, убаюканная далёким шумом поездов. Расплывчатые пятна фонарей рябили в бетонном массиве этажек и переулках частных кварталов.

– … таких чертей, – нравоучительно наставлял Вадим, – нужно жестко наказывать. Они, кроме силы, ничего не понимают, как скот, – сравнил он, – а если попустишь, добро за слабость примут и в следующий раз не только палец в рот засунут. Либо ты, либо тебя…

Тимофей шел молча, не в силах поддерживать разговор. Угасавший хмель тлел в голове мигренью, хотелось спать, от сигаретного дыма уже тошнило, но табак заглушал чувство голода, поэтому он курил. Курил и слушал бахвальства спутников, яро обсуждавших, кто и как одолел не сопротивлявшихся бедняг; о том, что таксист, которого они ограбили, никогда их не сможет найти и что–либо доказать; о том, как лучше и «по понятиям» поступить с обидчиками Александра, и что стоило бы, пока есть деньги, навестить знакомых подруг, с которыми не так давно виделись Вадим и Нигматулин. Шаламов, выпустив нить пустого разговора, окунулся в череду собственных мыслей, репетируя в голове диалог с замом кафедры ВУЗа, встреча с которым должна была состояться на неделе. Конкурс на бюджет был высок, и он продумывал свои аргументы, пытался спрогнозировать ответы и сочинял контраргументы на них. В процессе Тимофей и не заметил, как они с Андроповым, миновав дом товарища, шли уже вдвоем по накатанной проселочной одноколейке вдоль железнодорожного полотна на высокой насыпи гравия. Слева за не большой, но густой чащобой, на востоке уже светлело небо. Ранние птицы будили утреннюю тишину трелями, а воздух отдавал легкой свежестью. Вадим откровенничал:

– … я это всё с детства прохавал, понял что ль, когда в «шестёрке» 6 6 Шестёрка – рег. сленг . школа №6 учился. Мы с типо́м одним, Артурчиком, вместе держались. Сучья школа, – рассказывал он, – старшаки́ каждый день трясли, понял что ль, на бабло разводили, на слабину проверяли. Где–то как–то прогнулся – в шныри. Если бы один был, тяжко пришлось. Поэтому братвы, Тимон, всегда держись.

Он серьезно взглянул на спутника. Шаламов почувствовал это и, вернувшись к действительности, посмотрел на Андропова.

– Один не вывезешь, Тимон, – повторил парень вновь, – а братва всегда покрепит. Вот. – Вадим вынул из глубокого кармана кожанки пачку купюр. – У себя схоронишь, половина тут твоя.