Иван Карасёв - Илона и Анжела

Завтрак прошёл за чтением Дюма – «Двадцать лет спустя». Пятно масла упало прямо на середину страницы. Анжела быстро вытерла полотенцем, мать увидит, опять ругаться будет, книга дефицитная, на макулатуру купленная. Чтение продолжилось после еды. Анжела не заметила, как время пролетело. Глянула на круглые синие допотопные ходики, а уже второй час. С трудом отставила книжку, принялась за уборку. Да что там убирать-то? Сорок два квадратных метра, две комнаты: маленькая – Анжелы с Машкой да родительская, большая, она же по необходимости гостиная, кухня шесть метров, коридор квадрата четыре, тубзик, его, кстати, сегодня убирать не надо, мать сама им обычно занимается. Пройти пылесосом, вопрос десяти-пятнадцати минут, столько же поводить шваброй, и дело в шляпе, то есть в тряпке. Ну вот и всё, Анжела отнесла пылесос на балкон, его загороженная вкривь и вкось часть служила кладовкой, остальная – курилкой для отца, а теперь и для Анжелы порой. Ну или чаю попить. Однако это потом, пока она вернулась к своему чтиву. Готовиться в институт желания не было никакого. Успеется ещё. В заборостроительном всегда можно найти факультет, куда конкурс небольшой, сдать экзамены на тройки – и золотой ключик у тебя в кармане!

Снова зазвонил телефон, а это уже Павлик, должно быть! Даже ноги в тапки не сунула, так босиком и побежала.

Но из трубки плыл другой голос, тёплый, приятный, слегка раскатистый. Это Никита, Павликов дружок. Дежурный обмен приветствиями. Пару фраз ни о чём, и вот она, цель звонка:

– Слушай, ты с подружкой своей, Илоной, обо мне говорила?

– Говорила, говорила, только не хочет она ни с кем вот так знакомиться, понимаешь, у неё никого ещё не было, даже не целовалась, а тут я её под тебя подкладываю. А она девочка, говорю тебе. И подруга моя к тому же! А ты же поцелуйчиками не ограничишься?

На другом конце провода послышалось хихиканье.

– Во-во, и я о том же. Тут по-другому надо.

– Как?

– Вот за тебя ещё буду комбинации придумывать. Давай сам что-нибудь придумай, тебе же надо.

– Ну я ведь её не знаю, помоги, чего тебе стоит? – Голос сменил тональность на просительную. – Давай я где-нибудь случайно вас встречу? Например, сегодня вечером в «Молодёжном»?

– Сегодня навряд ли, я думаю, у неё ещё голова болит после вчерашнего. Представляешь, она в первый раз в жизни коктейль пила! Ну мы и накачались, сначала один, потом второй, потом третий, я и по четвёртому, кажется, прошлась. Ладно, если пойдём куда, я тебе звякну.

На том и сошлись. «Вот же повёлся чудак на фотографию. Не на дискотеке познакомился, не в компашке, а по фотографии! Бывает же такое, вроде не в девятнадцатом веке! Ещё бы письма писал, длинные, с признаниями!» Но вдруг Анжеле стало немного стыдно, Илона всё ж таки подруга, а она её так. «А с другой стороны, может, и к лучшему, пора и Илонке с мужским полом отношения заводить. Ну не захочет в постель ложиться, так её заставлять не будут, Никита ведь порядочный, не гопник какой». Успокоив свою совесть, она снова села за телефон и набрала Павлика. Номер не отвечал. Читать больше не хотелось, надоело, конечно, красивые истории придумывал этот господин Дюма, но как далеко это от жизни теперешней! Да и от тогдашней, наверное, тоже. На то они и писатели, чтобы людям головы дурить. Наверняка пишут одно, а делают совсем другое, да ещё и пишут то, о чём представления не имеют. Ну как мужик может понимать чувства, которые обуревают женщину? Да никак! Анжела вышла на балкон, вдохнула свежего воздуха, вытянула руки вверх и отвела их в стороны: «Красота! Денёк что надо!» Она достала из укромного местечка, между отцовскими деревяшками, початую пачку «Стюардессы» и зажигалку. Закурила. Затянулась.

Приятный болгарский табак, не дерёт горло как «Беломор». Анжела откинула голову от удовольствия, взор её упёрся в серый бетон верхнего балкона. В плохую погоду его щербатил дождь, и меленькие кусочки потихоньку-помаленьку отваливались, падали и крошились под ногами Анжелы и родителей. Но сегодня жарко палило солнце и на небе не было ни малейшего намёка на дождь. Анжела перевела взгляд в сторону улицы. Кроны высаженных лет двадцать назад деревьев, ровесников местных девятиэтажек, слегка покачивал ветер. Они давно поднялись выше восьмого этажа, и она могла созерцать только подрагивающие от лёгкого городского бриза листочки. Они уже не были такими масляно-зелёными, нежными, сочными как в начале лета, а стали приобретать грязноватую окраску. Скоро и вовсе некоторые из них начнут желтеть. «И чего Илонка не любит дачу, вот я бы с ней съездила, у них там бор рядом, походить среди сосен, подышать глубоко свежим, не задымленным городским, чистым лесным воздухом, какое удовольствие!» А тут сиди, пока Павлик не свистнет, в этих стенах. А ведь и они были в радость. Пока Машка не родилась, в общаге трамвайщиков маялись, одна комната на троих, потом на четверых. Анжела помнила, когда её торопливо спроваживали спать: «Всё, спатеньки, дочка!», после короткой паузы начинала скрипеть родительская кровать и сдержанно постанывала мать, Она слышала и не понимала, ей потом объяснил один доброжелатель сопливый, когда Машка появилась на свет, а с ней и ночные вопли. И вот она перешла уже во второй класс, когда въехали сюда. Казалось, рай земной, Машка поначалу спала с родителями. У Анжелы была своя комната, могла ли она о таком мечтать годом раньше? Да уж, Анжела затушила сигарету, бросила бычок в бездну, и вовремя. Сзади скрипнула дверь большой комнаты, раздались шаги – отец вернулся с работы, что-то рановато сегодня.

– А, ты тут, Анжелка, сделай-ка мне яичницу! – проговорил он своим скрипучим голосом и повернулся к выходу.

«Наверное, в тубзик пошёл, Анжелка, сделай мне яичницу», – передразнила отца и послушно поплелась на кухню, а вслух потом поинтересовалась:

– Рановато ты сегодня!

– Халтурка нам с начальником хорошая попалась. Вот он на радостях и отпустил меня на два часа раньше. А ты чего такая хмурая, – поинтересовался отец, поджав ноги, он пристроился на табуреточку в уголке тесной кухни. В руке он уже держал пятидесятиграммовую стопочку, – жизнь хорошая штука.

Опрокинул, выдохнул, закусил хлебом с килькой, тут же налил вторую и продолжил:

– Вот посмотри на меня, на маму. Живём как культурные люди, в большом городе, в чистоте. Деньги зарабатываем, ну мать, правда, не особо, зато у меня со всеми делами вполне прилично выходит. А мой двоюродный брат, между прочим, дядя Серёжа, коровий навоз из фермы вывозит на тачке. Накидает вилами и вперёд. А дочка его старшая коров доит колхозных, каждое утро в пол-шестого должна быть на работе, корова ждать не будет. Вот. А ты куксишься.

– Да не кукшусь я, пап, с чего ты взял? – Анжела водрузила горяченную сковороду на подставку. Яйца аппетитно скворчали, аж самой захотелось.