Давид Павельев - Всего лишь мишени

– Своя доля правды в твоих словах есть, – медленно начал он, чётко проговаривая каждое слово. «Поезд дальше не идёт! Просьба освободить вагоны…» – Точнее, так кажется человеку, совершенно далёкому от мира литературы. Но стоит познакомиться с ним ближе – и ты сразу же понимаешь, что правда-то как раз в этой, как ты сказал, «возвышенной чепухе». Эта чепуха гораздо реальней, чем то, что ты считаешь реальностью, ибо ты ещё ограничен собственным, и, я смотрю, сугубо негативным опытом. Но «возвышенные» писатели видели в людях всё самое прекрасное, самое героическое, а не только гадость и низменность, как твои авторы триллеров. И те, кто читают их, учатся видеть ту красоту и самоотверженность, на которые способен человек. И ты, я надеюсь, со временем тоже научишься. Ладно…

На меня ушла львиная доля этого «знакомства» – ну разве могло быть иначе? Невезение не даёт осечек и сбоев не только в пятницу тринадцатого, а во все дни недели, числа и месяцы. Короче, урок близился к концу, и все замерли в ожидании звонка, который наконец прикончит его. Но он всё не звенел, продолжая конвульсии этого нашего недоурока. Учитель мог бы отпустить нас всех раньше, только это, видимо, не в его духе. Вместо этого он решил дожать кого-то ещё.

– Ага… вот такой же новичок, как и я. Мария Алексеевна даже не успела внести тебя в журнал. Вот с тобой-то мы сейчас и познакомимся.

И только тут я вдруг понял, что в классе действительно есть кое-кто ещё, кого я никогда прежде не видел. Как так вышло, что я, как и все мои одноклассники, проглядел его присутствие, так и осталось загадкой. Вроде как всё новое должно сразу же привлекать внимание, но не в этот раз. Новенький тихо сидел себе на задней парте в углу, и никто его решительно не замечал. Впрочем, он, казалось, нисколько этим не расстроен.

Отложив в сторону блокнот, в котором он всё это время рисовал что-то красными чернилами, он медленно, с какой-то даже торжественностью встал во весь рост. Он высокий, плечистый и крупный. Одет он во всё чёрное – чёрная футболка с черепом, чёрные штаны, заправленные в высокие чёрные берцы, как у солдата или охранника. В тон этой смахивающей на униформу одежде были и волосы – длинные, почти до самых плеч, блестящие от жира. И лишь лицо и голые руки казались на контрасте ослепительно белыми. Глаза его отрешённо смотрели прямо перед собой, и в этом взгляде читалось какое-то величественное безразличие ко всем нам, включая учителя. Так смотрят на муравьёв, снующих под ногами, будто бы вовсе не существующих, и потому при желании можно в любой момент пройти по ним, и не важно, раздавил ты их или нет.

– Как тебя зовут? – осведомился учитель.

– Богдан.

– Будем знакомы. В журнал запишу тебя позже. А пока что поведай нам о книге, которую ты предпочтёшь обществу невежд.

– «Апокалипсис», – ответил тот, ни на секунду не задумавшись.

Илья Платонович вновь округлил глаза.

– Чтож, понятно… А что-нибудь из, скажем так, светской литературы?

– А зачем? Стоит ли тратить время на фантазии смертных?

– В самом деле… Время, увы, нельзя копить. Его можно только на что-нибудь тратить…

Но договорить он не успел. Звонок наконец-то разродился своей оглушительной трелью, и – о чудо! – в конце урока он звучит не так отвратительно, а даже как-то радостно.

– Ладно, ребята. Откройте дневники и запишите домашнее задание – написать сочинение на тему «Моя самая любимая книга». Если вам с лёгкостью удалось рассказать о ней устно, то изложить это письменно так же труда не составит. Минимальный объём – четыре страницы. А пока все свободны, жду вас на следующем уроке. По расписанию у нас русский язык.

И, не дав ему договорить, все вскочили и ломонулись к выходу.

К сожалению, на перемене в классе оставаться нельзя – окна предписано открывать для проветривания. Я бы потерпел и сквозняк – так уж не хочется торчать одному в коридоре, чувствуя на себе косые взгляды. Но учителя из класса точно уж выгонят. Потому приходится тащиться в ближайший сортир. Там, заперевшись в кабинке, можно пережить эти пятнадцать минут более-менее спокойно. Я пишу «более-менее», потому что Стас и его банда давно рассекретили моё убежище. Иногда они тоже не прочь там поторчать, чтобы втихаря покурить, закинуться насваем или посмотреть порно подальше от учительского «палева». Так что если мне не удаётся проскочить в кабинку раньше, чем они ввалятся в туалет – пиши пропало. Придётся тащиться на другие этажи, где все кабинки уже наверняка заняты.

В этот раз мне повезло – я успел защёлкнуть шпингалет как раз под рёв Стаса, будто бы бравшего туалет штурмом. Но они всё-таки догадались, где я. И тогда началось.

– Эй, Сева! – забарабанил он в перегородку. – Ты там надолго? Мне тоже нужно опорожниться! Щас не вытерплю! А-а-а!

Ага, это при том, что в остальных кабинках никого нет.

– Сева, открывай! – вторил Юрец. – Пусти нас к себе в гости.

Они повторяют это в сто пятидесятый раз. Иногда к ним присоединяются парни из других классов:

– Он там что, в толчок провалился?

– Да ну! За этой дверцей просто портал в параллельный мир.

– Ага, машина времени.

Но я делаю вид, что всего этого не слышу. Мало ли – вдруг там всё-таки не я? Стенки всё-таки не прозрачные. К тому же большинство их острот я действительно не слышу. Я затыкаю уши наушниками и врубаю на всю громкость какую-нибудь любимую песню. Например, сегодня хотелось переслушать этот момент:

Одно плохо, что при этом можно не услышать звонок – пару раз так уже было. Хоть с опытом я уже знал, сколько песен можно прослушать за ту или иную перемену, потому успевал выйти вовремя даже и без звонка.

Но в этот раз я спохватился поздновато, а всё из-за того, что задумался о Богдане. Неужели с его приходом что-то изменится? Конечно, он явно себе на уме. Этот его ответ про «Апокалипсис» всех вогнал в ступор, и не только одного учителя. Но это лишь ещё раз доказывает – Богдан не такой, как все пацаны в нашем классе. Нет, с ними он тусоваться не будет. Они принимают только тех, кто любит шутки «за триста», матерится и считает всех девчонок шлюхами. Те, кто читает книжки, как учит новый учитель, или хотя бы не рыгает – те сразу же становятся в их глазах лузерами. Они к таким даже как к парням не относятся – так, типа, средний род, потому что парней именно это как бы и делает парнями. Так что Богдану в их компашке места нет – это как пить дать.

А главное, Богдан и сам не захочет в их кодлу, и даже к Лёве с Сеней. Он слишком какой-то самодостаточный. Не перед кем пресмыкаться не будет – это уж точно. Он сам себе лидер, даже если в его компании он один только и есть, и никто ему не подчиняется. И пусть никто не даст списывать, не поможет в какой-нибудь запаре или даже ручку не одолжит, когда у него вдруг чернила закончатся. Его это всё вообще не пугает. Ему с самим собой кайфово. Гораздо лучше, чем с кем-либо. И угарать над ним никто не будет, потому что в одиночестве он не такой жалкий, как я, а наоборот – какой-то величественный, как король, который никого к себе не подпускает.