Татьяна Аксинина - Сон рыжего кота

Появилось пронзительное ощущение свободы и невесомости. Лишь кое-какие детали отвлекали меня. Надо вскипятить воду и остудить? Нет, это слишком долго, сойдет и сырая, ведь расстройство желудка мне уже не грозит. Надо ли открыть дверь, чтобы не ломали? Нет, не надо, я же оставляла ключи жене сторожа, чтобы по обычаю «смыть за покойником», вымыть пол. Надо ли написать записку? Неохота. И так ясно будет: стакан, таблетки, закрытые двери. Все, я села за стол, размешала горсть таблеток, сосредоточенно созерцая их кружение и постепенное превращение в мутную водичку. Все готово. Я посмотрела в лицо Кирилла. Взгляд моего любимого мужа показался мне печальным и строгим. «Прости меня, Кирилл, дорогой, мне невыносимо оставаться здесь без тебя!»

И тут в дверь позвонили, я так вздрогнула, что чуть со стула не упала. Кто бы там ни был, я не открою. Настойчивый звонок упорно возвращал меня в реальность. За окнами темнел вечер то ли четверга, то ли пятницы. «Не надо было свет включать!» – Подумала я в досаде. – «Кто-то, видимо, заблудился и хочет спросить дорогу. Пусть доедет до сторожа». Я не собиралась открывать двери, я мысленно была уже по ту сторону черты, отделявшей меня от всего земного. Не дождавшись моего отклика, в дверь застучали. Чтобы избавиться скорей от досадной помехи, я пошла к двери, в которую уже колотили ногами.

– БУХ-БУХ-БУХ! Наташа, открой!

Женька, это могла быть только она! Я растерялась. А она била ногами по двери и кричала, пока я ей не открыла.

Женька ворвалась в дверь, растрепанная, запыхавшаяся, и без всяких предисловий выложила с порога то, для чего она приехала ко мне.

– Наташа, я должна тебе признаться, что 3 года была любовницей твоего мужа.

Я не сразу поняла, о чем речь. Я ослышалась? Может она сказала: «Здравствуй, Наташа, почему телефон отключила?»

– Что… ты… сказала?

Она повторила. Небо упало на мою голову, ноги ослабли, я осела на стул. Все наши отпуска, выходные и праздники пронеслись передо мной в обратном порядке от острова Крит в начале этого лета до первой экспедиции на Алтай. В комфортабельные гостиницы, на скромные турбазы, в суровый палаточный быт – Кирилл всегда брал меня с собой. И мы не просто всегда были вместе, Кирилл вообще не проявлял внимания к женщинам кроме меня.

– Нет, не верю! Не может быть!

– Прости меня, если сможешь, я обманывала тебя все время, когда вы были женаты. Я любила его!

– А Кирилл, он тебя любил?

– Да, конечно!

– И что ему мешало расторгнуть брак со мной, нелюбимой, чтобы жениться на тебе?

– Наташа, но я была замужем, и не хотела разводиться. И потом ты – моя подруга. Мне было стыдно, но я ничего не могла с собой поделать.

– Но как вы встречались? Я не понимаю, он все время был со мной!

– А ты в Сосновку одна ездила.

– Один раз всего…

– А командировки! Он никуда не ездил. Вернее, уезжал, но возвращался раньше, чем ты думала. Мы снимали квартиру, и жили там. А ты думала, что он в командировке.

– Уходи! Я не могу тебя видеть!

– Наташа, ударь меня, если хочешь. А хочешь, я перед тобой на колени встану.

– Убирайся, бесстыжая! – Я почувствовала, что готова её убить, а не то, что ударить.

– Ухожу, ухожу. Постарайся нас понять и простить.

Когда Женька ушла в тот вечер, я долго не могла придти в себя. В гневе я швырнула приготовленный стакан в портрет Кирилла. Хорошо, что Женька успела уйти, задушила бы эту подлую тварь собственными руками. Я не спала всю ночь. Я металась по комнате, как зверь по клетке. Они растоптали то, что для меня было свято. Я ненавидела их обоих.

Утром я начала новую жизнь, жизнь без Кирилла и без Женьки. Я не думала больше о смерти. Я взялась за свои проблемы: узнала дорогу в ГИБДД, наняла адвоката по гражданским делам и риэлтора для размена квартиры. Неожиданно для меня исчез с горизонта Тюря, он был просто временно назначен на это место, а Костя Седых, став завкафедрой, сразу предложил мне увеличить учебные часы, дописать начатое в прошлом году методическое пособие и съездить в Швецию с докладом. Я с головой ушла в работу, не жалея ни сил, ни времени. Без Тюрина обстановка на кафедре снова стала нормальной, коллеги ободряли и поддерживали меня. Больше из-за необходимости работать с молодежью, чем по внутренней потребности, я сменила прическу, обновила гардероб. Стала выглядеть и чувствовать себя моложе, современней. Я даже постаралась простить Кирилла и купила новую рамку для его фотографии, но поставила её с глаз подальше, на полочку в шкафу.

Женьке я не звонила, не говорила о ней с общими знакомыми. Она тоже не звонила и не попадалась мне на глаза. Я уже привыкла обходиться без подруги детства. И так прошло три месяца. Как вдруг морозным январским днем она подкараулила меня возле машины и выкрикнула:

– Я всё тебе наврала!

– Что наврала? Опять наврала? Мы же не разговаривали с октября…

– Наврала про Кирилла, тогда, в октябре. Я к твоему мужу на пушечный выстрел не подходила. Чем хочешь поклянусь!

– Евгения!..

Потом мы обе рыдали в моей машине, даже стекла запотели. Я рассказала, как хотела покончить с собой. А она – как выдумала эту историю, чтобы спасти меня, потому что мой телефон не отвечал целые сутки, и никто не знал, где я: ни дома, ни на работе, ни у друзей.

Как я могла ей отказать сегодня?

Сергей

С вечера было душно. Сергей открыл настежь двери в сад, но вязкая жара заползла в комнату, давила, не давала дышать полной грудью. Он долго не мог заснуть. Сергей ворочался на старом неудобном диване. Старый диван скрипел, впивался в бока пружинами и комками. Диван всегда стоял в кабинете деда. Дед говорил, что этот диван в три раза старше Сергея. После смерти деда Оксана перестроила весь дом, как сама считала нужным, купила новую мебель. Но кабинет деда Сергей не разрешил трогать. Он никогда не спорил с женой. Но в этот раз ни кнутом, ни пряником Оксана не смогла добиться своего и нехотя уступила.

Кабинет стал его убежищем, собственным углом, где старая мебель, помнившая руки деда, согревала ему душу, где можно было мысленно попросить совета и получить верный ответ. Постепенно Сергей из спальни, обустроенной женой в стиле модерн, перебрался в кабинет. Оксана не возражала. Она всё чаще оставалась ночевать в городе. Они не ссорились, не ругались, но могли неделями не встречаться. Иногда жена внезапно наезжала с сумками еды, накрывала с виноватым видом стол. Они спокойно ужинали, обменивались незатейливыми вопросами, разговаривали о погоде. И молчали оставшийся вечер.

Почему он женился на Оксане? Вернее, согласился на брак с ней. Он учился тогда на пятом курсе института. Дед сильно болел в тот год. Он сдавал с каждым днем. Ему было 86 лет. Сергей понимал, что это конец. Сергей страшился одиночества, он боялся остаться один в этой жизни. Родители Сергея погибли в автомобильной аварии, когда ему было 3 года. Как ни старался, он не мог вытащить из своей детской памяти образ мамы. Ему казалось, что он помнил её руки, когда она прижимала сына к себе, гладила по головке. Возможно, он выдумал себе эти воспоминания. Сергей всегда жил с дедом. Дед был для него всем: и отцом и матерью и лучшим другом.