Ирина Артамонова - Зигзаги жизни. Проза XXI века

Если из квартиры, где жила бабушка, спуститься по чёрной лестнице, пройти несколько метров мимо помойки в пролом церковного забора, то сразу попадаешь в церковный двор, не выходя на улицу. Мы с Галей часто пользовались чёрной лестницей, когда шли гулять на церковный двор, а ходили мы туда практически каждый день.

В конце июня в Москве был Парад Победы. День был не солнечный. Мы – мама, Галя и я – отправились по Большой Якиманке пешком в сторону центра и остановились на мосту через Москву реку, недалеко от кинотеатра «Ударник». Там собралось довольно много людей. Мы стояли у самых перил, и нам было хорошо видно, как двигалась вдоль набережной военная техника, только что прошедшая по Красной Площади. Все громко кричали «Ура!», и мы тоже. Вечером гремел и сверкал праздничный салют. Мы смотрели салют из окна бабушкиной комнаты, было всё очень хорошо видно, зрелище – потрясающее. Это был первый в моей жизни праздничный салют, который я видела.

Мама каждое утро, кроме воскресенья, уезжала в институт повышения квалификации. Возвращалась она часиков в шесть вечера, если не заезжала в магазин за продуктами. Бабушка убиралась в комнате, готовила обед и ужин, а мы с Галей отправлялись гулять на церковный двор. Нам строго н а строго было запрещено ходить куда-то ещё. Но дети есть дети. Кроме нас, на церковном дворе гуляли и другие дети, в основном девочки. Мы вместе играли в куклы, в мячик, в классики. Были и какие-то другие игры. Я подружилась с девочкой Кирой, дочкой священника, моей ровесницей, она тоже перешла во второй класс и жила в том самом маленьком домике, который стоял в углу церковного двора. Кира много раз уговаривала меня зайти в церковь. Один раз я согласилась. В церкви было красиво. Но, когда Кира подошла к иконе и приложилась к ней губами, предложив то же самое сделать мне, я чего-то испугалась и убежала. Больше Кира меня в церковь не звала, но мы с ней продолжали дружить, она была доброй, спокойной девочкой. Иногда мы нарушали запреты взрослых и через один из проломов в церковном заборе выходили на территорию других дворов. Там, внутри квартала, стояли большие и маленькие дома. Вместо некоторых домов ещё оставались руины-развалины – следы бомбёжек 41—42 годов. Нам нравилось лазить по этим развалинам, мы не думали, что это опасно во многих отношениях. Слава Богу, ни с кем ничего плохого не случилось.

Часто по вечерам в будние дни мы с мамой и Галей ходили в Парк культуры (имени Горького). Это было минут 10—15 ходьбы от дома. Мама покупала нам мороженое, мы гуляли по аллеям, любовались цветами, катались на каруселях, любили заходить в комнату смеха, где были разные кривые зеркала. Почти каждое воскресенье мы куда-нибудь ездили: в зоопарк, в ботанический сад, в Измайловский парк, в Сокольники, на Воробьёвы горы, катались несколько раз на речном трамвайчике. Иногда и бабушка соглашалась с нами поехать, по крайней мере, я помню, что в зоопарке и на Воробьёвых горах она с нами была. Всё было очень интересно. Мне очень понравились разные животные в зоопарке, я была потрясена видом тропических растений в оранжереях ботанического сада и т. д.

Время маминой учёбы прошло быстро. Мама успешно сдала экзамены, и во второй половине августа мы с мамой вернулись в Абезь.

Папа нас встретил, он зашёл в вагон, как только остановился поезд, обнял нас обеих и сказал, что очень без нас скучал. Откровенно говоря, и мы с мамой очень соскучились. Поехали мы не в свою квартиру, а в папин служебный вагон, который стоял в тупике. Дело в том, что в нашей квартире делали ремонт, который ещё не закончился, и папа с Рудиком и тётей Паней жили в этом вагоне. Нас встретила Динка громким радостным лаем. Пока мы были в Москве, Динка родила своих первых щенков, они успели подрасти, и их уже раздали. Папа сфотографировал Динку с детьми для меня на память. Это фото до сих пор лежит в одном их моих альбомов.

Вагон был небольшой.

Из тамбура дверь вела в обычный вагонный коридор, но не такой длинный, как в больших вагонах. Из коридора было четыре двери, три слева (туалет с умывальником, кухня со спальным местом для проводницы, двухместная спальня), а одна в конце коридора вела в большой салон, с большим круглым столом и кожаными, довольно широкими, диванами вдоль всех стен вагона.

Когда папа ездил в командировки, в этом салоне он проводил совещания, а когда мы там жили, в салоне мама стелила постели мне и Рудику, а также мы все там завтракали, обедали и ужинали.

В спальне спали папа с мамой, а тётя Паня занимала место проводницы.

Вагон стоял в тупике, в нескольких метрах от него начиналась болотистая тундра. Погода стояла хорошая, солнечная и теплая, наверное, градусов 15 в тени – я гуляла в шерстяной кофточке, без пальто. Тундра представляла собой кочковатую равнину, покрытую невысокой густой травой с редкими кустиками и карликовыми берёзками. Было сухо, но встречались разного размера ямы, в которых примерно на глубине полуметра чернела вода. Утонуть в этих ямках было нельзя, так как слой оттаявшей за лето земли был не более одного метра, а глубже – вечная мерзлота. Однако упасть туда было очень опасно, потому что вылезти без посторонней помощи сложно, особенно ребёнку, и вода там ледяная. Я, как-то раз, умудрилась дотянуться рукой до этой воды. Мы с Динкой гуляли по тундре, не отходя, конечно, далеко от вагона. На кочках попадались ягоды, жёлтая морошка и какие-то, такого же вида чёрные, как ежевика, ягода. Ягоды были приятные на вкус, кисло-сладкие. Я их ела и Динка тоже.

Примерно через неделю после нашего возвращения из Москвы мы перебрались в отремонтированную квартиру. В квартире ещё слегка пахло краской, было как-то по-особенному чисто и светло. Вскоре начался новый учебный год, возобновились мои занятия музыкой. Почему-то в школе меня перевели в другой, параллельный класс, где преподавала другая учительница, которая была с учениками более ласковой, чем прошлогодняя.

Жизнь шла своим чередом. Мама с папой работали, мы с Рудиком учились. По воскресеньям все собирались вместе. Папа с Рудиком, когда был не очень сильный мороз, катались на лыжах. Иногда все вместе гуляли. Иногда ходили в гости или принимали гостей. У меня были подружки, у Рудика – друзья. Отпраздновали 7-ое ноября, потом Новый 1946 год – первый мирный год после войны. Перед Новым Годом опять наделали игрушек, 30 декабря нарядили красивую ёлку, которую нам (наверное, не только нам) откуда-то привезли. 31-го декабря 1945 года я, как всегда, в привычное время легла спать, кажется, Рудик тоже. Мама с папой ушли встречать Новый Год. Утром 1-го января уже 1946 года мы с Рудиком обнаружили под ёлкой подарки. Обедали все вместе, обед был праздничный. После обеда всей семьёй отправились в клуб. В красиво украшенном фойе стояла большая нарядная ёлка. Взрослые ушли в зал, там было торжественное собрание, а в фойе появились Дед Мороз и Снегурочка, и начался детский праздник. Потом все смотрели большой праздничный концерт. Не помню, на каком праздничном концерте (7-го ноября или новогоднем), я впервые услышала новую песню о Москве, которая начиналась словами: «Я по свету немало хаживал. Жил в землянке…». Концерты, как я писала уже, были обычно самодеятельные. Песню пела старшеклассница, лет 16-ти. У неё был хороший голос, и пела она, как настоящая артистка. Мне так понравилась эта песня. Я запомнила это ощущение на всю жизнь.