Наташа Куваева - И все началось с мечты

– Милая, успокойся, сейчас придет врач. Он поможет, потерпи немного, мы тебя очень любим.

Родители заключали дочку в объятия, гладили по голове и изо всех сил старались поддержать.

В моей семье не принято было говорить слова любви, а уж тем более обниматься. Помню, я подошел к маме, обнял ее и произнес:

– Я тебя люблю!

Из другой комнаты тут же принесся отец, как горилла ловко перепрыгивая с ветки на ветку, расправил грудь, наверное, для того чтобы кислорода больше набрать, ведь нужно громко орать, а для этого требуется прилично воздуха.

Схватил меня за руку и зарычал во всю глотку:

– Ты что? Кисейная барышня? Это что за цирк ты здесь устроил! Иди лучше займись реальными делами, накорми скотину или воды натаскай.

Любовь нужно еще заслужить, кричал он мне вслед. Это непросто взять и сказать «я тебя люблю». А что ты сделал для этого, щенок?

У меня не было друзей. Ни одного, от слова совсем. Гулять я не ходил, потому что мой день был расписан по минутам, с этим делом у меня строго. Да и считали меня все чудаком, я мог идти по улице и разговаривать сам с собой. Вот так иду себе и бубню под нос, сочиняю рассказы или разговариваю со своими героями один на один. Поэтому меня все сторонились, не просили даже списывать домашку, не били за углом, только называли «очкарик» или «заикин», посмеивались, и все. Никакого рукоприкладства не случалось, а я таким раскладом дел был доволен. Мне воспитательных работ хватало дома, я ни на что не нарывался, оставался в стороне от разборок, ходил мирно в школу и возвращался домой.

Как-то скучно живешь, Андрей, удивленно приподнимешь ты брови. Обернувшись на свою жизнь через левое плечо, я тоже так скажу. Есть у меня одна затея, под названием «мечта». Мечтать полезно, считаю я. Так ты находишь себя и есть все шансы скрыться от реальности, залезть в свой гамак на берегу реки, замотаться, как гусеница и сбежать в свой маленький мир, который ты изобрел только для себя. Такой, как хочешь именно ты.

Я хочу стать писателем. Таким настоящим, от которого у читателя бегают мурашки, а в героях каждый находит себя. Конечно, я ни с кем не могу поделиться этим, поэтому хожу и бубню себе под нос. Веду диалоги со своим миром, рассматриваю героев под прицелом микроскопа и увлеченно придумываю им имена и внешность.

Я сидел совсем один в своей комнате, как нежно я ее называл – «моя каморка папы Карло». Карло в ней мастерил Буратино, а я оттачивал свою мечту и упражнялся в ремесле начинающего писателя.

Мне выделили один час личного времени перед сном. Отец с гордостью заявил:

– Ну, теперь у тебя есть свое время. Занимайся чем хочешь, только давай-ка без глупостей, договорились?

Я смотрел на него с благодарностью и даже с уважением, надо же, он выделил мне свое время, как у взрослого. Теперь я смогу заниматься, чем захочу. Раньше я прятался в сарае, чтобы засесть на подстилке из сена за книгу и улететь в страну своих фантазий. А теперь я могу полноценно развалиться на кровати, включать лампу не боясь, что меня сейчас отлупят, ведь я уже как час должен быть в кровати и видеть сны.

Но я использовал его не для книжек, скажу я тебе по секрету. Я начал писать свою историю детства, о своих надеждах и мечтах. Рассказывал страницам о своем отце, спрашивал их, почему именно нам достался такой и что я могу с этим сделать. Они проглатывали слово за словом, безмолвно молчали и были послушными слушателями. Я твердо решил, когда поставлю последнюю точку в своей исповеди, то отправлю рукопись в издательство. Конечно, я понимал последствия. Если я опозорю доброе имя отца, а в книге я явно подрывал его авторитет перед соседями, который он прилежно старался наработать всю свою сознательную жизнь, мне придет конец в прямом и переносном смысле этого слова.

За этим делом меня и застукал отец. Помнишь, он меня предупредил: только без глупостей? Так вот, она и произошла. Сколько криков-то было, хорошо хоть не всю мою писанину прочитал.

– Андрюха, ну сколько можно заниматься ерундой? Я думал, ты мне будешь помогать с машиной возиться, изучать строение ее. Научишься соединять синий и красный провода в электрике, а ты? А ты опять как кисейная барышня, – взмолился отец.

Я стоял потупив глаза, горло сперло от нехватки воздуха, и еле хрипел:

– Ну па-ппп-ппа, это моя м-мее-чта. Я хххоч-у пп-ис-ссать, – тянул я слова из последних сил.

Этому не бывать, заорал отец. Позвал свидетеля на растерзание моего сердца.

– Мать, иди-ка сюда. Ты посмотри, что этот щенок удумал. Писатель великий. Все твое воспитание, навоспитывала черт-те что. Сама глупая, так еще и ребенка за собой тянешь.

Все! Решено, после окончания школы ко мне пойдешь. А сейчас, будь добр, закрой и выбрось свою тетрадь или давай-ка мне, я сожгу, а ты иди полюбуйся, как она будет ярко гореть.

Я остался в своей каморке, такой же одинокий. Слезы бежали по щекам, и я дал себе обещание:

– Я все равно стану писателем! Ты мне не указ. Никто не имеет право отбирать мечту. Я не твоя собственность, я принадлежу только себе и распоряжаться буду сам своей судьбой.

Я сжал кулак для поднятия боевого духа.

Время судного дня пришло. Как я только ни оттягивал этот момент, он наступил быстро, как скоростной поезд, без остановок и выбора станции, на которой ты бы захотел сбежать. Я окончил школу, мне вручили аттестат зрелости, пожелали всего самого чудесного в моей взрослой жизни. А по сути отправили меня на все четыре стороны с хладнокровием и без жалости указали на дверь в новый для меня мир.

Это означало только одно: я попаду в цепкие лапы своего отца, и уж выбраться из них та еще работенка. Мне нужен план действий. Я опять сжал кулак, это стало неким талисманом верности боевого духа.

Я пришел домой, мама накрыла праздничный обед.

Ого, удивился я про себя. У нас отродясь не было в доме праздников, подарки мы не дарили друг другу, а уж тут просто пир.

Стол ломился от угощений, по такому случаю мама запекла целого поросенка. Видимо, намечалось что-то серьезное. Мама и отец сказали праздничную речь: я уже взрослый и теперь смогу самостоятельно себя кормить. Мама даже заплакала, она всегда не могла сдерживать слезы. Вот такая жизнь, сырая – я бы ее назвал.

– Мы положили все силы на твое воспитание, сын, – продолжил тираду отец. – Теперь и твоя очередь отплатить нам тем же. Завтра выходишь на свою первую работу, помощником шофера. А там дальше разберемся, – подытожил отец, выпрямил спину, поднял голову и гордо расправил грудь.

Я смотрел на все это действие с затуманенным и совсем безразличным взглядом, в точности как у поросенка на столе. С ужасом представил, что меня ждет впереди. Работа шофера – от страха и отвращения меня затрясло, лоб покрылся испариной, и я заплакал прям за столом.