Светлана Цветкова - Чахлый ангел. Закулисье одного психотерапевта

Лицо Надежды Николаевны сморщилось, лоб пошел складками, мелко-мелко затрясся подбородок. Она прижала пальцы к вискам и как-то жалобно, по-собачьи всхлипнула.

– Все бы ничего, но то, что она не хочет ходить на горшок… Весь дом уже пропах! Одежда, ковры, диваны – все постоянно мокрое и грязное. Сил моих больше нет убирать за нею! И ведь когда забирали ее, все вроде бы в порядке было! Казалось, нормальная девочка, тянется к нам. А как домой привезли – превратилась в зверька одичавшего.

Она опять высморкалась и нервно скомкала в руках салфетку. Вера Никитична глотнула воды.

– А ведь мы живем ради детей! – немного помолчав, снова заговорила Надежда. – Нас с мужем больше ничто не связывает, нет никаких общих интересов. Раньше в походы ходили, путешествовали, на мотоцикле гоняли, на подъем были быстры… А сейчас ничего этого нет. Все крутится вокруг них!

Ниточка паутинки угрожающе растягивается, провисая вниз. Еще чуть-чуть и…

– Надежда Николаевна, вы рассказали о том, что происходит у вас в жизни. – Вера слегка откашлялась и постаралась придать голосу привычную уверенность. – Мы можем попытаться выделить, что из всего этого вас беспокоит больше всего и с чем вам хотелось бы разобраться в первую очередь.

Надежда участливо кивнула, вытирая салфеткой глаза.

– Апатия. Я ничего не хочу. Из-за этого вируса боюсь выходить на улицу, боюсь заболеть. И что-то с дыханием – не могу дышать.

Капля врезается в ниточку так глубоко, что начинает напоминать сердечко. Вселенная деформируется.

– Тогда будем работать с вами над апатией, дыханием и страхом выходить на улицу. – Вера пролистнула ежедневник. – Я предлагаю встречаться каждую неделю в течение месяца. Вам удобен такой график?

Надежда снова кивнула и почему-то отвела взгляд.

– А потом посмотрим на динамику и решим, что делать дальше. Договорились? – спросила Вера, закрывая блокнот. На сегодня точно достаточно.

– Хорошо, спасибо.

Неужели выдержала?..

Надежда Николаевна бросила на стол очередную салфетку, достала из сумочки зеркало и мельком взглянула в него. Потом убрала блестящую круглую коробочку обратно и закрыла сумку. Начала вставать.

И в этот момент коленом случайно задела низенький журнальный столик.

От толчка керамическая кружка с остатками кофе потеряла устойчивость и начала опасно балансировать на блюдце.

Вера Никитична и Надежда Николаевна одновременно замерли, взглядами вцепившись в этот танец. Упадет – не упадет? Разольется? Разобьется?

Выдержит ли?.. Удержит ли?..

Кружка падает, и по полотняной салфетке, прожорливо съедая белый цвет, растекается коричневое неровное пятно.

Ниточка все-таки оборвалась. Вселенная рухнула.

Ее, Верина, Вселенная профессиональной отстраненности и непринятия на себя чужой боли.

Пронзительный звонок будильника в телефоне имитировал крик петуха.

«Какая же все-таки это гнусная птица!» – вяло думала Вера Никитична, с закрытыми глазами хлопая ладонью по компьютерному столу, стоящему рядом с кроватью. За остатками сна еще теплилась надежда, что сейчас снова наступит тишина и можно будет провалиться обратно в тепло. Но противный вопль появлялся вновь и вновь. Дурацкие смартфоны: чтобы отключить будильник, недостаточно нащупать телефон – нужно открыть глаза, поставить палец на крестик и провести вправо.

Яркий свет экрана – и прощайте, последние клочья грез. Заставка телефона настойчиво предлагала улыбнуться этому дню. И неважно, что температура в спальне не выше 15 градусов по Цельсию. И неважно, что спала ты не больше четырех часов.

Не давать себе поблажек. Иначе разленишься и весь день проваляешься в кровати.

Вера Никитична села на кровати и откинула два одеяла. Верхнее – с яркими всполохами солнца и луны по ультрамариновому фону пододеяльника – дежурное: его доставали только в холода. Нижнее – белое, потертое, родное. Оно-то и не отпускало, маня снова нырнуть в тепло.

Вдохнув в себя решимость, она вытащила из-под одеял ноги и спустила их с кровати. Розовые ступни коснулись холодного дощатого пола, выкрашенного кленовой морилкой и покрытого яхтным лаком для износостойкости. При столкновении тепла и холода сознание окончательно вернулось из бескрайних духовных миров в ее сорокалетнее неидеальное тело.

Физиология требовала поторопиться. Вера начала шлепать ступнями по полу в поисках своих тапочек, и тут вспомнила, что вчера вечером кто-то из детей ушел в них. Отлично! При мысли, что идти в туалет по холодному кафельному полу придется босиком, заранее бросило в дрожь. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, Вера Никитична перегнулась через кровать, двумя пальцами подцепила его тапочки и, опираясь на левый локоть, перенесла на свою сторону. Сорок третий размер против ее тридцать седьмого.

Бесшумно поставив тапки на пол, она оглянулась и посмотрела на мужа. Похоже, не проснулся. Григорий Фёдорович обладал уникальным свойством совершенно не слышать будильник, но при этом просыпаться от каждого шороха. В сумерках начинающегося утра казалось, что этот спящий великан, которому явно коротка их двухметровая кровать, чего-то боится. Шлепая губами, он словно с присвистом отгонял невидимых монстров. Мелко вздрагивала при похрапывании его окладистая шкиперская бородка. Борода для мужа была фетишем, тайной страстью, идеалом настоящего мужчины, как он любил повторять (на этих словах Вера всегда хмыкала: кто, интересно, видел этого настоящего?). Каждое утро он доставал помазок, бритву и старый дедовский ремень. Вешал на спинку стула полотенце, взбивал плотную, густую, похожую на гоголь-моголь мыльную пену, открывал складной станок и начинал священнодействие. Домочадцы ходили на цыпочках. Принесение в жертву своей щетины требовало тишины, сосредоточенности и уважения: голова-то одна, а бритва опасная.

Вера поплотнее укрыла мужа одеялами и, засунув ноги в тапки, наконец встала с кровати.

На выходе из комнаты ее поджидал сюрприз: открыв дверь в коридор, она поскользнулась и с трудом удержала равновесие. Правая нога уехала куда-то вбок, чуть не потащив за собой левую. Под тапкой чувствовалось что-то мягкое и склизкое.

– Ёпрст! – в сердцах воскликнула она шепотом, поймав устойчивость и поднимая ногу с пострадавшей тапкой вверх. – Лотка вам мало, что ли?!

Щелкнула выключателем. Так и есть: темно-коричневая, размазанная по кафелю субстанция. На ум невольно пришли Надежда Николаевна и ее отчаяние по поводу приемной дочери, отказывающейся ходить на горшок. Да уж, приятного мало.

Перед батареей в углу коридора тесно прижались друг к другу два котенка. Сверху лежал пепельно-серый с коротким подшерстком. Он сонно уткнулся носом в хвост рыже-бело-черной сестры, Мама-кошка обвила их пушистым хвостом, всем своим видом показывая, что к происхождению кучи они не имеют ни малейшего отношения. Просто святое семейство на отдыхе. Ага, как же! На самом деле это наглое, беспринципное, делающее все назло воплощение зла на земле. Нет, во всей вселенной…