Игорь Евтишенков - Римская сага. За великой стеной

– Ты будешь петь вместе с Минфэй. Она будет говорить тебе, что делать. И твоему сыну. А ты, – обратился он к Лацию, – должен будешь стоять и слушать. Если тебя будут спрашивать, ты должен отвечать. Если нет, молчи! – евнух отошёл к лавке и сел позади девушки. С другой стороны стал второй евнух. Ещё пять или шесть сидели под деревьями. Они держали в руках какие-то музыкальные инструменты со струнами, маленькие бубны, медные тарелки, колокольчики и флейты. Рядом лежали цветы. Совсем свежие. Лаций вдруг понял, что на сегодня его долгая дорога в неприятное будущее закончилась.

– Подойдите ближе! – раздался звонкий голос с лёгким оттенком грусти. Павел и Зенон приблизились. Лаций стал у них за спиной. Минфэй оказалась очень миловидной девушкой с невероятно правильными чертами лица, маленьким носиком и тонкими бровями. Только глаза были непохожими на глаза других ханьских женщин, они были шире и больше, притягивая к себе взгляд. Чёрные ресницы ещё сильнее увеличивали это впечатление, и, казалось, что они занимают большую часть лица. Маленький носик и аккуратные губы не портили, а дополняли эту красоту. В ушах висели две серёжки, к которым снизу были прикреплены два полупрозрачных шарика из драгоценного камня цвета морской волны. Волосы были собраны на голове в причудливую причёску: узел на затылке скрепляли три золотые спицы. От него в разные стороны отходили два пучка волос, которые, не касаясь ушей, плавными полукругами опускались дальше вниз, к тонкой нежной шее. Верхнюю часть волос от затылка до лба закрывала красивая композиция из золотых цветов с камнями и жемчугом. На лбу она переходила в тонкую сеточку из крошечных блестящих камешков и заканчивалась в форме треугольника, направленного между бровей к носу. Там же, на самом краю был закреплён маленький овальный медальон с красным камнем. Воротник халата был поднят и огибал её шею ровной плавной линией, подчёркивая контуры лица. «Драгоценная птичка в золотой клетке», – подумал Лаций. Девушка подняла веер и сделала знак евнуху. Тот сразу принёс ей длинный инструмент с несколькими струнами. – Спойте мне ваши песни, – попросила она, и Павел с Зеноном стали петь то, что выучили во время перехода в столицу. Минфэй подыгрывала им, находя правильные звуки, и вскоре они уже пробовали петь вместе. Лаций скучал и молчал.

Через несколько дней девушка стала расспрашивать их о хунну и Парфии, Азии и Риме. При этом, слушая рассказы Лация или Павла, она рисовала на длинных полосах бумаги странные рисунки из линий, которые привлекли внимание Лация больше, чем пустые разговоры о непонятной ему гармонии.

– Красота всегда связана с силой тела и гибкостью ума, – ответил ей однажды Павел, когда Минфэй однажды попросила описать его это слово. – Сильный человек подобен большому высокому дереву, но сильный ветер может сломать его. А умный человек похож на травинку, ей ветер не страшен, но любое животное может наступить на неё или съесть, – с вдохновением рассказывал он, польщённый её вниманием. – Поэтому важно быть сильным и гибким.

– Как странно. Я считаю, что красота – это гармония четырёх начал, – ответила Минфэй. – Первое – это ритм. Вот этот семиструнный цисяньцинь 29 29 7-струнный щипковый музыкальный инструмент, разновидность цитры. Имеет продолговатый корпус в виде деревянного ящика фигурных очертаний (длина 100—120 см, ширина около 20 см) помогает понять весь мир и всех людей. Он отражает струны их души. Второе – это понимание символов и красок природы. Для этого надо уметь рисовать и читать картины других. Третье – это гармония. Гармония помогает воспринимать каждый день по-новому и находить в нём что-то новое. То, что было большим вчера, сегодня может стать маленьким. А маленькое – большим. Но они всегда будут вместе в одно и то же время. Этому учит каллиграфия. Мы учимся писать с детства. Четвёртое – это умение думать, рассуждать. Мысль бесконечна, она не может прерваться или остановиться. Чтобы понять это, надо постоянно вести её между двумя противоположными силами, которых в природе очень много.

– И это всё должен уметь мужчина? – не выдержав, спросил Лаций.

– Нет. Зачем? Мужчине не надо владеть красотой. Ему надо владеть женщиной, – с наивной улыбкой, как будто учила его прописным истинам, ответила наложница.

Вернувшись вечером в комнату, Лаций назвал её ханьским Цицероном, на что Павел и Зенон с жаром возразили, что он не чувствует её слов и мыслей, которые похожи на прекрасных птиц в голубом небе.

– Да я половину слов не знаю, которые она говорит! – возмущался он и с раздражением добавлял: – И знать не хочу. Зачем они мне? Они вам, что, петь помогают? Тебе хорошо, у тебя цепей на ногах нет. Можешь с места на место ходить. А для меня это тяжело.

– Ты прав, – соглашался Павел. – Вот, один из евнухов сказал, что у неё «рот, как водопад», а для меня она звучит, как горный ручей…

– Замолчи, ты, ручей! – не выдержал Лаций. – И так тяжело!

– А мне не очень тяжело, – неожиданно вставил Зенон и покраснел. – Она такая добрая и красивая…

Павел Домициан, вздохнув, пробормотал:

– Может, эта красота разжалобит наших богов и спасёт нас от смерти. Как ты думаешь? Хунну просто так кормить не будут. Кто сейчас там с тобой стадом поделится? Только пение и прокормит. Там народ дикий, сам знаешь.

Лаций в таких случаях махал рукой и ложился в угол, чтобы дать отдых уставшим ногам. Зенон оставался со слепым певцом, и они, бывало, до глубокой ночи обсуждали слова императорской наложницы.

Однажды она спросила Лация, чего бы он хотел больше всего на свете.

– Вернуться домой, – сразу же ответил он. – Жаль только, боги не хотят мне помочь.

– Разве боги не дают тебе счастье? Ты жив, – удивилась она.

– Ему, может, и дают, – кивнул Лаций в сторону Павла. – Он живёт своими песнями. Он всегда рад, когда его слушают. А мне здесь жизни нет. Я не умею петь. Мука одна.

– А тебе, юноша? – повернулась она к Зенону.

– Не знаю, – замялся тот. – Мне сложно судить, я ещё молод. Когда я пою здесь, мне хорошо. Но когда возвращаюсь назад, то плохо, – он опустил взгляд и снова покраснел. Лаций с пониманием вздохнул и, скривив лицо, отвернулся. Красавица явно нравилась подростку, но ему было от этого не легче.

Время шло, и скоро должен был приехать новый шаньюй хунну. Поэтому Лацию хотелось, чтобы это время либо пролетело быстрее и он уже смог наконец понять, как ему жить дальше, либо случилось что-нибудь такое, что снова изменило бы его судьбу.

– Вы никогда не видели гармонию звёзд. Сегодня вы сможете вернуться сюда вечером, и я покажу вам их красоту, – сказала наложница. Зенон и Павел были вне себя от счастья. Недовольным остался один Лаций.