Елена Герцен - Ключ от неба

Ни моря, ни гор в нашей местности, правда, не водилось, однако виды были ничуть не хуже. Степные просторы, по весне сочно-зелёные, как дайкири, и цвета пшеничного тумана ближе к середине лета, сменялись малахитовыми полосами смешанного леса. Серебристая змейка неширокой, но опасной своими омутами реки, то безмятежно гладкой, то бурлящей на порогах, вилась среди невысоких холмов, усыпанных белыми и чёрными точками пасущихся коров, лошадей, овец и коз. Тонкая синусоида дороги, изъезженной почти до сплошных дыр, с редкими островками седого запылённого асфальта, то петляла совсем рядом, меж старых двухэтажных построек с облупленной штукатуркой и покатыми крышами, вместе с которыми наше селение лет сорок назад обрело статус города, то чуть дальше, среди разномастных деревенских домиков, которые являлись такими же полноправными архитектурными единицами города, как и мой дом, и ещё с десяток других пятиэтажек, то дугой перекидывалась через речку и, распрямившись среди полей, убегала узкой диагональю куда-то за горизонт. Всё это, а также закаты, рассветы, дожди и лунные ночи, все стороны света и даже тёмная космическая бездна, усыпанная мерцающей пылью, – всё с обретением ключа от крыши стало моим, личным пространством.

Я так и не обзавёлся ни круглым столом, ни шезлонгами, но периодически выбирался на крышу то с ноутбуком поработать, то с размороженной из невразумительного полуфабриката пиццей поужинать. В качестве стола я приспособил деревянный ящик из-под мандаринов, которые как-то притащили друзья на празднование Нового года. Так и отмечали тогда у меня дома, с мандаринами и шампанским, потому что о еде толком не договорились, и каждый понадеялся на кого-то другого, зато в плане алкоголя никто ложных надежд не питал и предпочёл принести своё и с запасом.

Друзей я, кстати, на крышу не водил. Не потому, что сомневался в безопасности их поведения, а просто как-то не думал, что это может быть им интересно. И, признаться, я ни с кем не хотел делить свой персональный рай. Казалось, что тогда он уже не будет полностью моим, рассыплется на кусочки впечатлений, которые растащат в своих головах все те, кто там побывал, затеряется он там среди списков покупок, мексиканских сериалов и конфетных фантиков, и останусь я один на краю пропасти, зияющей обнулившимся абсолютом, никто посреди нигде.

На свой очередной день рождения я решил никого не приглашать специально. Впрочем, я делал так всегда. Но если в студенческие годы ко мне заявлялось человек десять неприглашённых гостей, которые приводили с собой в общей сложности ещё человек пять-семь для компании, то теперь с каждым годом их становилось всё меньше и меньше. У всех дела, заботы, некогда даже вспомнить и просто позвонить, не то что прийти. В прошлом году пришли только три моих совсем старинных друга, Васька, Серёга и Ваня. Посидели, пообщались спокойно и разбежались по своим углам. В этот раз не пришли и они. Серёга позвонил откуда-то из-за границы, Вася переехал в областной центр на постоянное место жительства, а Ваня пожаловался, что приходится работать за троих, и обещал заглянуть через пару недель. Родители отзвонились ещё утром и пригласили меня к себе на празднование моего дня рождения в следующие выходные. Они съехали в дачный дом километрах в десяти от города и не очень любят оттуда выбираться. Так что я никого не ждал и решил отмечать сам. На крыше, разумеется.

Я купил сыр разных видов, которые только смог обнаружить в нашем магазине, и пару бутылок белого сухого вина. И, не удержавшись, приобрёл себе в подарок небольшое рыболовное кресло, иллюзию комфорта, с откидным столиком, крепящимся на левом подлокотнике, и углублением для стакана – на правом. Не шезлонг, но всё же. Кое-как, корячась и изворачиваясь, как дождевой червяк на крючке рыбака, рискуя сверзиться с узкой лестничной вертикали, я затащил его наверх через люк и решил пока не думать о том, как буду стаскивать обратно. Погода была дивная. Мне, на самом деле, повезло родиться в июне. Раньше я этого не понимал и жаловался родителям, когда школьные друзья разъезжались на каникулы. Будто не могли чуть раньше меня родить. А теперь я рад. Это и не июльское пекло, и не январские морозы, и не талая слякоть марта, и не ноябрьское серое ненастье. Это самое начало лета. Лёгкий тёплый ветерок, ароматы цветения, нежные прикосновения солнца и вся жизнь впереди!

Я застелил ящик газетой, поставил на него картонную тарелку с заранее нарезанным сыром и открыл вино. Кресло я установил так, чтобы наблюдать за постепенно меняющим цвет закатным небом и заходящим за горизонт солнцем. И вот так я смогу просидеть до самого позднего вечера, когда соловьи зальются трелями, а сверчки затянут свои стридуляции 1 1 Стридуляция – характерное для насекомых стрекотание . Разве нужно что-то ещё?

Так я думал первые двадцать минут. А потом мне стало скучно. Мир вокруг по-прежнему радовал, и я чувствовал себя умиротворённо и вполне себе счастливо, но где-то в груди будто засуетилась ящерка, которая не давала мне сидеть спокойно. Казалось, что надо что-то сделать, куда-то сходить, словом, как-то умаслить её, чтобы она получила свою порцию активности, удовлетворилась, устала и снова улеглась, свернувшись спиралькой, а я бы продолжил безмятежно сидеть, откинувшись в кресле и потягивая из бокала золотистые солнечные лучи с освежающей кислинкой.

Я встал и прошёлся по всему дому, от одного края крыши до другого. А потом обратно. И снова сел. Вроде зудящее животное успокоилось. Я съел ещё несколько кусочков сыра, запивая их вином. Дело шло к вечеру. Закат был великолепен, будто природа решила сделать его подарком на мой день рождения. Ещё несколько минут, и оранжевый диск сначала едва коснётся краешка горизонта, будто пробуя кончиками пальцев, не слишком ли там прохладно, а потом, решившись, начнёт стремительно опускаться за потемневшие силуэты холмов с неровной кромкой леса, всё ниже и ниже, пока не нырнёт полностью, с головой. Небо ещё будет некоторое время хранить в своей памяти светлый отблеск прошедшего дня, а потом задёрнет звёздные шторы и погрузится в космические грёзы на несколько часов, до следующего восхода.

Стало свежо, и я накинул на плечи прихваченное с собой байковое одеяло в белую и коричневую клетку, лёгкое, но надёжное. В ещё не успевшем потемнеть небе засияла ровным белым светом вечерняя звезда. Сумерки – странное время суток, когда всё становится расплывчатым, полуреальным, неоднозначным. Смотришь на какое-нибудь темнеющее поодаль пятно и думаешь, кошка это или пень, человек или дерево. И ждёшь, зашевелится или нет. И настроение такое же: не поймёшь, грусть это или усталость от дневных забот, беспокойство по поводу случившегося или желание спланировать завтрашнее. И лучше не силиться разобраться в этом всём, а расслабиться и подождать мудрого утра, которое само подсунет правильную мысль, как заботливая бабушкина рука ещё один пирожок для милого ребёнка.