Елена Герцен - Ключ от неба

Редактор Вера Валериевна Полонская

Дизайнер обложки Ольга Геннадьевна Юдаева

© Елена Герцен, 2022

© Ольга Геннадьевна Юдаева, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0051-7432-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как жильцу верхнего этажа единственного в нашем доме подъезда, из которого можно попасть на крышу, мне поручили ответственно нести высокую миссию ключника, оберегающего выход к небу. То ли потому что имя моё – Пётр, то ли из-за того, что я жил в нашей пятиэтажке, состоящей из четырёх подъездов, с самого рождения, то есть без малого тридцать два года, и успел примелькаться и внушить доверие работникам ЖЭКа, или как это теперь называется, то ли я просто единственный из жильцов на нашей площадке, кто оказался в тот день дома.

И я нёс свою службу исправно и почти беспристрастно, допуская во вверенное мне возвышенное пространство монтажников, плетущих всемирную паутину из сетевых кабелей, кровельщиков, регулярно и безуспешно пытавшихся спасти моё жилище от сырых, плесневелых пятен, настырно расплывавшихся по потолку в сезон дождей, и представителей жилищной инспекции, ведущих борьбу с гнездящимися на чердаках голубями. Вру. Последних я пустил только один раз, потому что не знал тогда, что они, вместо того, чтобы просто зарешетить слуховые окна, сбросят гнёзда вместе с птичьими яйцами в мусорные мешки и, потоптавшись на них, отнесут измятые полиэтиленовые пристанища невылупившихся сизарей в мусорный бак, посмеиваясь и раскуривая сигареты. С тех пор я их больше не пускал. То притворялся, что меня нет дома, и они не возвращались до следующей весны, то говорил, что у нас голуби и так не водятся, а сам ложился на диван и умиротворённо слушал протяжное воркование над головой.

Ещё я однажды не пустил соседских мальчишек, когда они, прознав, что ход на крышу лежит через мою дверь, настойчиво колотили по ней кулаками и просили меня отпереть замок люка, ведущего на чердак. Сказали, что хотят готовиться там к экзаменам. Якобы, там им никто мешать не будет. Но их спокойствие стоило бы существенного беспокойства, а то и, случись что, серьёзной ответственности мне.

И девицу с первого этажа соседнего подъезда не пустил. Она цеплялась худыми, мокрыми от слёз пальцами за мою рубашку, тряслась, словно в ознобе, и сбивчиво, сквозь рыдания, пыталась объяснить, что в петлю она не может, потому что некрасиво, таблетки – ненадёжно, а тут – как птица. Я не стал рассказывать птице, что лететь из подъездного окна пятого этажа ненамного ниже, потому что это действительно было бы не так романтично. Окна в наших подъездах были довольно узкие и располагались высоко. Чтобы в такое вылезти, пришлось бы карабкаться, подставив табурет, и протискиваться, придерживая одной рукой открывающуюся вверх створку, устремляясь головой вперёд и вниз. Какие уж тут распахнутые крылья и гордо поднятая голова? Я просто завернул её в одеяло и налил огромную чашку чая, заваренного из остатков сухих закорючек, уже несколько месяцев шелестящих по дну коробки с изображением какой-то принцессы. Сам я предпочитал заваривать травы, а эту коробку почему-то всё никак не мог выбросить, так и переставлял с места на место. Наверное, берёг на такой вот всякий случай.

Девица отхлёбывала чай, хлюпала носом и долго и сбивчиво рассказывала про какую-то скотину – то ли козла, то ли свинью, и подругу-предательницу. Я слушал вполуха, давно потеряв нить повествования, кивал и периодически издавал согласные междометия, а сам пялился в экран ноутбука, пытаясь сосредоточиться на проекте, все сроки сдачи которого сгорели ещё два дня назад. Несостоявшаяся самоубийца постепенно успокоилась, прекратила всхлипывать, речь её стала более размеренной, и мне, наконец, удалось собрать мысли в кучу и дописать последних три абзаца, завершив их демонстративным щелчком по клавише с символом «точка» и болью, постепенно расползающейся от затылка ко лбу, по всему подчерепному пространству.

Удовлетворённо захлопнув крышку ноута, я вдруг осознал, что уже довольно долго сижу в тишине. Девица поникла на кухонном диване, поджав ноги под одеяло и уронив голову на разложенные на столе руки, и тихо посапывала. Я некоторое время посомневался, оставить ли её так до утра или будить, и решил всё же отвести домой. Неловко растолкал и проводил до самой квартиры под бесконечный поток извинений и благодарностей, от которого головная боль только усилилась. А «птица», на самом деле её звали Настя, первое время после этого случая воодушевлённо здоровалась при каждой встрече, растягивая рот в широкой улыбке и заглядывая в глаза, будто намекая на объединявший нас секрет. А потом, когда начала регулярно и с важным видом вышагивать по двору под руку с длинным тощим пареньком (уж не знаю, та же эта была скотина или новая), стала ограничиваться лёгким кивком. А затем и вовсе перестала здороваться и быстро отводила взгляд в сторону, делая вид, что не заметила меня, будто тяготясь этой общей тайной. Имя же её я узнал полгода спустя, когда услышал, как дворовые языки судачили о суициднице из первого подъезда, покончившей с собой на почве несчастной любви. Не знаю, на какое средство она всё-таки решилась, некрасивое или ненадёжное. Жаль, что передумала быть птицей и не прибежала за ключом. Остатки чая я всё ещё не выбросил.

Мне хотелось бы сказать, что я был достойным хранителем ключа от неба и не использовал своё служебное положение в личных целях, но это было бы неправдой. Я периодически выбирался на крышу, непременно приваливая дверцу люка неизвестно откуда взявшимся на чердаке тяжёлым куском старой ржавой батареи. Это не имело особого смысла, но так почему-то было спокойнее. Продирался сквозь слои какого-то мусора и осыпанной мелкими пуховыми перьями паутины, распугивал разлетающихся по углам, возмущённо хлопающих крыльями пернатых, пробирался по хрустящему под ногами, высохшему помёту к прямоугольному сиянию, ведущему из душной, пыльной темноты к головокружительно-голубой бесконечности. Я ложился прямо на разогретый солнцем липкий битум, раскинув ноги и подложив под голову руки, и долго смотрел на проплывающие мимо небесные парусники, клубящиеся, мохнатые гривы фантастических животных, на рассекающие синь разнонаправленные траектории стрижей и на механических птиц, уносящих пассажиров в своих плотно набитых железных животах в какую-то другую жизнь. Иногда засыпал, а, проснувшись, вспоминал о недоделанной работе, подрывался, но тут же замирал, почти не дыша, остановленный аметистовым великолепием закатного часа.

Я всегда мечтал о просторной террасе, на которой можно было бы разместить круглый стеклянный столик и плетёные кресла. А может, даже пару шезлонгов под зонтами. Я уже давно работал на фрилансе, и такой домашний офис был бы очень кстати. Или большой балкон, выходящий на закат, а не такой, как у меня, чуть больше подоконника и на северной стороне дома. Или хотя бы панорамные окна. Желательно с видом на море и горы…