Array Альманах - Творчество и потенциал. Выпуск 2

Ведь в жизни всегда так бывает:
Есть жертва, а кто-то – орёл!
Бог сильным всегда помогает,
Кто дух, а не силу обрёл!

Мы по лужам босиком
В детстве пробегали
И от мамочки тайком
В лужах танцевали.

Нам не страшен летний дождь —
Лужи обходили,
Ночью нас бросало в дрожь,
Утром вновь бродили.

Ванны грязевые мы
Быстро находили,
Были игры веселы,
Хором голосили.

Не придумали для нас
Физики айфоны,
Старший брат давал наказ,
Были и заслоны.

А родители всегда
Были эталоном,
Много в стариках тепла,
Плакали над стоном.

«Старших нужно уважать! —
С детства нас учили. —
Малышей не обижать,
В школе не грубили».

Хоть игрушек нет у нас,
Мы не обижались.
А любили воду, квас,
Велик все катали.

Мы в движенье целый день,
Дома прибирались.
Забывали слово «лень»,
Знали, знанья – кладезь!

Март начался, а снег ещё лежит,
Прощаться с нами не желает.
И каждый, как осиный лист, дрожит,
А снег узорами пленяет.

Коты лишь негодуют: «Вот не повезло!
С любимыми мы сможем повстречаться?
Ведь время мартовское заново пришло,
Неужто мы не сможем повенчаться?»

Снежок растаять вовсе не спешит,
А кошечки его уже заждались.
Снег перепрыгнуть котик норовит,
Ведь знает, что по нём истосковались.

Мурлычет кот, держа цветок в руке,
В надежде, чтоб родная услыхала:
«Пойми меня, я вышел налегке,
Желаю, чтоб ко мне ты прибежала».

Мороз крепчал, пронизывал слегка,
Но кот стоял, как будто бы в дозоре!
Ему подмигивали облака:
«Твою любовь мы видим в каждом взоре!»

Кот всё шептал: «Родная, поспеши!
Мне без тебя и март уже не в праздник!
Меня ты ожидания лиши,
Чтоб снежные построить замки!»

Жаль тех, кто с лошадьми не дружит,
Не передать их жесты, взгляд.
И, как никто, нам верно служат,
И много в будущем сулят.

К ним больше тянет, чем к магниту
Кусок железа с быстротой.
В путь отправляясь, вновь молитву
Твержу я про себя с душой!

Их ржанье лёгкое при встрече,
При угощенье – нежность губ.
В любом скачу с ним в направленье,
А цоканье, как нежный звук.

Копытных царства представитель
Имеет добрый, строгий нрав.
Он в мире лучший есть водитель,
И я, конечно, в этом прав.

Их грациозность, обаянье
Нас удивляют каждый раз.
Всегда к ним было притяженье —
Очарованье напоказ.

А доброту не забывают,
И зло им не дано забыть.
И вместе сопереживают,
Глаза не могут это скрыть!

Несокрушимость и величье,
Неодолимость им даны.
Они в единственном обличье
И человеку так верны!

Дорогу к дому не забудут,
И память их не подведёт.
Маршрут годами помнить будут,
В дуэте с ним душа поёт!

Вдали от исхоженных троп,
среди многолистной дубравы
удушливым запахом травы
в гортани щекочут остро.

И воздух облит резедой
медового терпкого лета,
поляна шмелями распета —
кружится их радостный рой.

Изящна структура листа,
под ним – красота-земляника
алеет, и нить Эвридики
ус тянет, достойный холста.

И в луже танцует звезда,
играя с текущим пространством.
По рельсам июньского графства
к созвездьям летят поезда.

Ах, Август милый!
Что ты натворил!
Накуролесил и насенокосил.
Любовью с головой меня накрыл
и чудную вуаль на жизнь набросил.
Ты, Август,
не способен уберечь
от острых и горячих летних мук,
от светлых заблуждений, ярких встреч,
когда в ушах
лишь громкий сердца стук
и явь любовной тайны на двоих
свиданья превращает
в один миг.

Бред и зыбкие видения,
словно сон,
и святое вдохновение —
это он,
и безумные свидания,
жар любви,
а за ними – расставаний
корабли,
губы страстные палящие —
томный вздох,
мы с тобой уже пропащие,
знает Бог,
всё, что было, в Лету кануло
в один миг,
разделили страсть и счастье мы
на двоих.

Запрокину лицо – крики чаек,
Словно болью пронизанный звук,
В нём тревожное эхо прощаний
И движенье взметнувшихся рук.

Птицы-чайки, под небом несёте
Древних предков святую мольбу,
Торжествующий зов на охоте
И в дыхании туч – ворожбу.

Ветер тешится с дудкой гобоя.
Звоном копий и блеском кольчуг
Говорит в стонах чаек былое,
В женском сердце рождая испуг.

В криках чаек – смятенные души
У бездомного ветра в плену
Оставляют в природе зовущий
Дух вселенский, что память вдохнул.

Я выгораю новым текстом,
внутри колдуя и снаружи,
и движется упорный вектор,
границы бывшие нарушив,
и отпечаток на бумагу
ложится от нежданной мысли
и, словно подчинённый магу,
вращается клубок коллизий.

А птица умерла в полёте,
не завершив судьбы маршрута,
на предпоследнем повороте,
не уловив другого смысла,
в последний час
последних суток,
с последней мыслью.