Антон Рай - М.Ю.Л.

– «Остапа понесло».

– Понесло – не пронесло.

– Никогда я не понимала этих твоих шуточек…

– Я и сам-то понимаю их где-то одну через две. И то, как говорил лорд Горинг, если внимательно прислушиваюсь 25 25 « Лорд Горинг. Если бы люди меньше сочувствовали друг другу, меньше было бы неприятностей. Лорд Кавершем (направляясь в курительную). Это парадокс, сэр. Ненавижу парадоксы. Лорд Горинг. Я тоже, – отец. В наше время что ни человек, то парадокс. Это очень скучно. Всех насквозь видно как стеклышко. Лорд Кавершем (оборачивается и смотрит на сына из-под нависших бровей) . Вы всегда понимаете то, что говорите? Лорд Горинг (после некоторого колебания). Да, отец. Если внимательно слушаю. Лорд Кавершем (возмущенно). Если внимательно слушаете!.. Ха! Нахальный щенок!» (Оскар Уайльд. «Идеальный муж») .

– Считай, что к этой шутке я не прислушивалась. Кстати, а не ты ли всегда говорил, что именно «Джоконда» – вершина творчества Леонардо? Ты там еще какую-то чуть ли не целую теорию на этот счет вывел.

– Да, говорил, и сейчас повторю. Есть что-то удивительное, даже поразительное в том, как время всё расставляет по своим местам. Поразительное, учитывая, что люди вообще-то судят вкривь и вкось, – но в конце концов именно величайшее почитается величайшим. И именно «Джоконда», являющаяся вершиной творчества Леонардо, общепризнанно и считается таковой вершиной.

– Тогда выходит, что все эти люди, глазеющие, как ты выразился, на «Джоконду», правы в том, что они хотят поглазеть именно на «Джоконду», раз уж это вершина творчества Леонардо?

– Нет, не правы. Зрители всегда неправы – даже когда они аплодируют тому, кто заслуживает аплодисментов. Вот и тут – они явились поглазеть на Джоконду и загородили ее своими спинами. Чрезвычайно символично. В том-то и парадокс – зрители всегда ошибаются, но Истина Прекрасного в конечном счете всегда торжествует.

– Кто в конечном счете всегда торжествует – так это ты! (в скобках замечу, что папа, после произнесения тех или иных своих сентенций, действительно нередко выглядел как лорд Генри, который только что подвел итог всей мудрости мира 26 26 «And Lord Henry struck a light on a dainty silver case and began to smoke a cigarette with a self-conscious and satisfied air, as if he had summed up the world in a phrase». (Oscar Wilde. «The picture of Dorian Gray») ).

– Не без того. Кстати, сынок, а как ты думаешь – лицо святой Анны ведь очень похоже на лицо Иоанна Крестителя кисти того же Леонардо?

– Несомненно.

– А вот похоже ли оно на лицо Джоконды?

– Сходство есть, но я бы сказал, что лицо Джоконды особенное, ни на какое другое не похожее.

– Ты так думаешь? А я слышал мнение весьма уважаемых искусствоведов, что все эти три лица – Джоконда, Иоанн Креститель, святая Анна – совершенно одно и то же лицо.

– Хм… Я бы все же так не сказал. Знаешь, мне кажется…

– Так что тебе кажется?

– Не хочется разбрасываться скороспелыми суждениями…

– Ты ведь не на экзамене, сынок. Никто не посмеется над тобой и не ударит тебя указкой по руке. Да и я уверен, что, раз ты заявил о своем суждении, – оно уже достаточно вызрело.

– Нет, недостаточно. Я просто вот о чем подумал: лицо святой Анны – это как бы идеал, как он видится Леонардо. Я бы прибавил – абстрактный идеал, или идеал сам по себе. И этот идеал, он всё время Леонардо преследует, поэтому, в той или иной форме, он и заявляет о себе на многих его холстах. Но, повторюсь, сама святая Анна – это идеал именно в чистой его форме. А вот Джоконда – она куда более земная, она – живая женщина. То есть мы видим всё те же идеальные черты, но воплощенные в реальной женщине. Поэтому, возможно, именно эта картина и стала вершиной творчества Леонардо – потому что здесь воплотилась вся чистота идеала, но в его соприкосновении с реальностью. Абстрактное Прекрасное стало реально Прекрасным. Небеса сошли на Землю.

– Прекрасно сказано, сынок! Реально прекрасно! Я просто на седьмом небе от счастья!

…

Такого вот рода беседы случались у нас во время экскурсий по музеям мира. Как видите, отец не стеснялся всячески хвалить и даже захваливать меня – мать ему в этом слишком сильно не препятствовала, поэтому я рос уверенным в своих силах и даже несколько самоуверенным молодым человеком. Впрочем, стоило мне хотя бы немного снизить требования к себе, как отец из сказки превращался в отца из кошмаров. Правда, он ни разу не поднял на меня руку. Просто он становился отчужденно-холодным – и этого мне было вполне достаточно, чтобы снова начать «расти над собой». Мать любила меня более по-матерински – она не раз говорила, что ей все равно, кем я стану, лишь бы… Впрочем, лучше я опять припомню один семейный диалог:

Семейный диалог: «Кем станет наш сын, когда вырастет»

– Мне всё равно, кем ты станешь, лишь бы ты стал хорошим человеком… и не стал философом, – заявила как-то мама.

– Ба, – вмешался в разговор отец. – Чем плохи философы?

– При слове «философ» я сразу представляю себе кого-нибудь вроде Канта или Ницше. Бррр.

– Но Кант совершенно непохож на Ницше.

– В чем-то до странности похож. Все философы слишком не от мира сего, да и с головой у них очевидно не всё в порядке. Канта, сколько я его ни читала – всё время у меня только голова начинала раскалываться. Его чистый разум – это какое-то чистое безумие. А Ницше так прямо клинически сумасшедший.

– Попробуй-ка поищи Истину – у кого хочешь ум зайдет за разум или, выражаясь по-другому: спятишь, когда вокруг тебя сплошное безумие, а ты при этом ищешь Истину. Но кем ты все-таки хотела, чтобы стал наш сын?

– Ну, не знаю, может быть, поэтом…

– Поэтом? Да все поэты алкоголики и женолюбы, а если взять сегодняшний аналог поэтов – рок-звезд, так они еще и наркоманы поголовно.

– Твоя правда. В общем, кем бы ты ни захотел стать, сынок, помни, что мы тебя поддержим.

– Да, сынок, помни – каким бы наркоманом ты ни захотел стать, мы всегда найдем тебе лучшие наркотики.

– Не слушай отца, сын. Он, как обычно, завирается, потому что плохо видит границу, отделяющую то, что можно говорить, от того, что нельзя.

– И кто же проводит эту границу?

– Совесть, бессовестный ты мой.

– Ах, совесть, то есть наш внутренний Кант. А ты еще говоришь, что плохо его поняла.

– Не надо быть Кантом, чтобы правильно отделять должное от недолжного.

– Кант прямо так и говорит. Могу даже точно сказать – где 27 27 «Таким образом, я не нуждаюсь в какой-нибудь глубокой проницательности, чтобы знать, как мне поступать, дабы мое воление было нравственно добрым. Не сведущий в обычном ходе вещей, не приспособленный ко всем происходящим в мире событиям, я лишь спрашиваю себя: можешь ли ты желать, чтобы твоя максима была всеобщим законом?» Или еще: «…для того, чтобы знать, как поступать, чтобы быть честными и добрыми и даже мудрыми и добродетельными, мы не нуждаемся ни в какой науке и философии. Уже заранее можно было предположить, что знание того, что каждому человеку надлежит делать и, сало быть, уметь, – это дело также каждого, даже самого простого, человека». (Иммануил Кант. «Основы метафизики нравственности») .