Олег Давыдов - Кукушкины детки

А ты веди себя правильно. Не лазай по запретным деревьям, не заигрывай с нимфами, будь осторожен во всем, и тогда с тобой ничего не случится… Как будто бы это возможно! Иногда обо всем забываешь, путаешь – что можно, а что нельзя. Остается одно только – хочется. И не поймешь даже толком: кому это хочется? Сам-то я вроде бы – против. Но Люда вот улыбнулась, у нее бесенята в глазах… Надо бежать, но она подошла и откупорила меня, как бутылку. Нет, сынок, это ты сам подошел, потому что в глазах ее за улыбкой увидел немую тоску. Ты правильно принял ее за Манон, но почему-то решил, что ей надо помочь. Она требует помощи, надо ободрить ее. Я подошел к ней совсем не затем, чтоб на дерево лезть.

Отойдите в сторонку, не пытайтесь помочь одержимому бесом, ибо бес в нем только и ждет того, кто придет помогать – чтобы наброситься на него. И вы броситесь друг другу в объятия, начнете вести душеспасительные беседы, разжигаться, совокупляться. Бес разбудит в вас беса – безумие, страсть кого-нибудь задушить, размазать рожей по стенке. Едва сдерживаюсь. Брань потоками из меня хлещет, и притом – очень складная… И ужасный озноб. Болит горло, начинается лихорадка. Озноб и нервозность идут параллельно – отец разыгрался с сестрой, моей шакти.

ЧТО ЕСТЬ ШАКТИ?

У меня такое впечатление, что гадина Полька специально ходила всегда по утрам в одной только черной короткой своей комбинашке – пол подметает, стелет постель. На магнитофоне – Высоцкий. Эй, Илюшка, иди сюда – будем почковаться. Я вхожу, горя глупым лицом… Нет, ты что?! Ты меня не так понял… Да ты… выродок, ты совсем очумел, что ты? Ну, сволочь, подонок, придурок, урод! Вошь тифозная – весь в папашу…

Что есть шакти? Это женская энергия – ипостась бодхисатвы, то есть фаустовского человека. Ибо – что такое бодхисатва, как не совершенномудрый (почти) человек, занятый все еще делом. Шакти ведет человека, побуждает его к поступкам. Это – его либидо, изображенное на буддистских иконах в виде женщины на члене у бодхисатвы. Она его тянет вперед, эта личная мудрость – софия не совсем еще совершенномудрого, который, отбросив ее, погрузится в нирвану. В совершенство бездействия. «Остановись, мгновенье», – воскликнул Фауст и тут же поник, сронив принцип движения с члена. Он пал и бездвижен, а Маргарита парит в стороне – тиха и безгрешна, как вечная женственность Будды, за которой теперь уже больше не надо стремиться.

Интересно, что двигало Каином? Разве не Шакти, не страсть, не любовь его к Богу? Ведь только страсть жаждет жертвы и жертвует. Каин – злой бодхисатва Ветхого завета. Первоубийца, ломающий куклу, дабы посмотреть: а что там внутри? Анатомирующий жрец, первоученый с обсидиановым скальпелем духа разрушения в волосатой руке. Этим ножом человек рассек себя надвое, чтобы Бог мог посмотреть – что есть человек. Вот воистину жертва! Как и при расщеплении атома, высвободилась энергия – страсть, шакти, любовь!..

НО ЖИТЬ ТАК, КОНЕЧНО, НЕЛЬЗЯ

Не надо, Илья, расщеплять себя, ибо пристрастный анализ собственной души – далеко не безобидная штука. Ты буквально расколешь себя, расклеишь то, что было склеено жизнью, и вот уже части души не стыкуются, искривлены, не играют здоровыми мышцами равновесий, рождая гармонию, но давят друг друга, топают, трут, раздражают до боли. И ты уже вовсе не ты, а марионетка в руках неумелого кукольника. Это не жизнь, а сплошная гражданская бойня отца и сестры в твоем организме.

Полька делает истерический выпад: вперед, что-то делать. Я весь киплю от восторга и желчи: скорее вперед, наорать на кого-нибудь, трахнуть, размазать рожей по стенке, испортить, сломать. Специально и не курю, чтоб еще быть безумней, нервнее. Пускаюсь в какую-то авантюру… Но вот уже озноб по спине – это отец заботливо берет меня в свои руки. Валюсь в горячке, авантюра моя захлестнулась – аллергия, ангина, задыхаюсь – черт знает что! Глотаю таблетки, разрушаю печенку, умоляю отца отступиться. Но он блюдет свои и мои интересы. Очередная подлянка сестрички в отношении папы не удалась. Бедняжка пошла красными пятнами, кусает в бессилии губы, в глазах крокодиловы слезы обиды. Как жалко ее – она чувствует себя такой несчастной, ей не удалось… Ничего, как-нибудь в другой раз она отыграется на папе – Илья еще подергается в холецистите.

А сейчас он лежит, погребенный под обломками внутренней битвы, и задыхается. Рядом ходят живые, он хочет позвать их на помощь, но уже нету сил. И они уходят один за другим и оставляют Илью одного.

В СЕНТЯБРЕ ОН РЕШИЛ НА ВСЕ ПЛЮНУТЬ И УЕХАЛ НА ЮГ

Когда за поворотом шоссе открылось море в предвечернем сиянии, я вдруг расплакался, словно ребенок. Ведь сегодня еще на рассвете я проснулся от жуткой уверенности, что нет, не существует в природе никакого моря, что я его попросту выдумал, чтобы утешить себя.

В Крыму Илья Слепнев встречает своего старинного приятеля Аркадия Стечкина за последнее время весьма поседевшего преступной своей головой в местах не столь отдаленных. Стечкин вводит Илью в одну веселую компанию, где немало людей замечательных. Особенно стоит отметить Дарью Ахохову с дочкой Машенькой и ее давнего поклонника Олега Давыдова, хроникера настоящей истории. Оборотистый Стечкин предлагает Илье прекрасную возможность подзаработать.

Непонятно, что общего у Дарьи со Стечкиным? Вроде бы крепко стоит на ногах эта женщина. Сфинга в некотором роде – все больше молчит, смотрит. Голос низкий. Прямая и строгая, с характерным лицом горянки. Кабардинка какая-то, что ли? Или черкешенка?

Вечер у моря. Под шелест прибоя славно пьется сухое вино. Разговоры о прошлом, об общих знакомых. Того посадили, а этот женился… Помнишь? Еще бы. Хороший был человек… Постепенно пьянеешь, несешь околесицу… Нинку ты знал? Сейчас в «бутырках» – из эфедрина какой-то наркотик варила… а какие писала стихи… Ну! А пять лет назад ты мне говорил – вспомни – нужен канон, чтобы не расползаться. Да-да, верно, Андрей Белый… А с фаустпатроном под танк под Москвой, если китайцы придут…

Ты вот точно такой же, как провинциальные деятели культуры, знаешь, бывают. Такой же восторженный… И манера говорить у них необычная – до седых волос все эпатировать пытаются. Они еще все такими кружками существуют и постоянно друг друга хвалят. Они хэнии друг для дружки. Кто-нибудь стишок прочтет – все вопят: хэниально! Признайся, ты ведь тоже себя чувствуешь хэнием?

После этой фразы, сказанной ни с того ни с сего, но с ехидным хихиканьем, у Илюши надолго отпала охота беседовать с Дарьей. А Дарья, срезав его, теперь ему свысока сострадает: ничего, мол, ты в общем-то малый хороший… Но дела иметь с ним – нет, ей не хотелось бы. Понимаешь, у него гнильца внутри есть. Все его умничанье от этого. Но как он в себе неуверен. А эти ужимки – потуга развязности… Иногда он просто несносен бывает – концерт для трех бубнов с гнусавым оркестром.