Олег Давыдов - Кукушкины детки

И, НАПРИМЕР – ЭТА СТРАННАЯ ВСТРЕЧА В ПЕСКАХ КАРА КУМ

Давняя история еще студенческих лет. На летней практике я неудачно влюбился. Она надо мной посмеялась, и я тогда с горя напился. Никого не хотел видеть – ушел спать за барханы подальше ото всех. Была ночь полнолуния. Я был пьян своим горем и тепловатым гидролизным спиртом. Несмотря на подпитие, мне не спалось. Я лежал в раскладушке, все проклиная, и вдруг из недр пустыни выплыло нечто – фигура о трех головах – как будто бы кто был закутан плащом, но – с тремя капюшонами. Это плыло, словно темное облако в свете луны, шло, одеждой касаясь земли. Двигалось медленно, обтекая препятствия. Было не страшно, но странно. Оно приближалось. Остановилось, сказало: не бойся. А я и не боялся, был только скован. Оно еще немного приблизилось – руки мои прошли сквозь завесу тумана, и я ощутил тугое сопротивление осязаемой тьмы под своими ладонями – как вода. Они мне сказали: что же ты плачешь? – а я и не плакал, но было так грустно, что я и действительно вдруг как будто заплакал. Не печалься, пустое – все хорошо. И сейчас у тебя все прекрасно, и всегда будет хорошо. Мы с тобой, мы тебя поведем, не оставим. И всегда за тобой будем следить. И ты сделаешь все, что хочешь. Всего, чего хочешь, достигнешь. Мы поможем тебе.

Но я плакал и не понимал, кто они. И даже не думал об этом. Я плакал наверно от счастья, потому что мне точно было так хорошо и спокойно, как никогда. Так они говорили со мной, а потом стали удаляться. И, глядя им вслед, я заснул…

Я, в общем, был подготовлен к этой нечаянной встрече, и с раннего детства слышу в себе чужой голос. Но вот когда ребенком услышал его в первый раз – я был действительно потрясен. Родители посадили меня в автобус, я ехал в гости к сестре, и вдруг по дороге меня кто-то окликнул. Я встрепенулся, стал оглядываться – никого. Что с тобой, мальчик? – спросил сосед, которому поручили за мной приглядеть. – Ничего. Голос опять повторился, и я стал осторожно отвечать ему – в себе. Так мы беседовали всю дорогу, и я был ужасно горд, ибо думал, что это я один такой выдающийся. Я никому ничего не рассказал тогда об этом случае – хранил это, как непристойную тайну. Постепенно я превратил этот чужой голос в инструмент для размышлений, освоил его. Но все равно: временами отчетливо чувствую, что во мне живут двое. Я сам – тот, кто вот сейчас хочет и действует. И другой – мой противник, который хитрит и ставит подножки. Просто хочет меня погубить. Стоит мне отвернуться, забыться, как он уже сделал какую-то пакость моими руками, что-то такое ляпнул непоправимое, овладел ситуацией. Он отлично меня знает – все слабости. И воспользовавшись каким-нибудь Стечкиным, какой-нибудь Людой, Машей, Дашей, черт их не знает, вступив с ними в контакт и союз, он может довести меня до изнеможения, до безумия, до болезни…

ИЛЬЯ ИЩЕТ СЕБЕ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

Косые изломы пространства громоздятся почти нереально над покатой поверхностью вод. Даль чревата неведомым смыслом – ну, проникни в него, прочитай, истолкуй, им пропитайся. Что ждет тебя там, за крутыми хребтами уснувших времен? Ворожи – в эту ночь клады гор выступают наружу. Потухший вулкан, ты когда-то бурлил, изливая ленивую лаву. Твой мозг теперь медленно плещет волной застывающей мысли, Минерализованный смысл. Натыкаешься всюду на грани кристаллов и опять узнаешь себя в них – это было когда-то. А что же теперь? Неужели все то же? Или, может, сегодня расщепленная скальпелем лунного света моя жизнь позабыла себя и теперь слепо бродит среди этих горных долин – натыкаясь на камни, скользя на неверных тропинках, осыпаясь по склонам, теряя свой вес и объем. Как искусственно все, как неверно и дико. Хитрый синтаксис сна. Куда же пойду, где их встречу?

БОЛЬШОЙ ДЕРЕВЯННЫЙ ДОМ ДАШИНОЙ БАБУШКИ

Сильный ветер – такой, что ломает деревья в саду. Ветки бьются в закрытые ставни. И в дверь кто-то вроде стучит. А дом как будто бы вымер – никто не идет открывать. Даша спускается вниз по лестнице к двери. Там, за дверью, в сумятице бури, кто-то скребется, стонет, зовет.

Я знаю, что нельзя открывать, но как не открыть – и любопытно, и жалко… Подошла, сняла щеколду, кто-то там навалился снаружи, дверь распахнулась – через порог в дом ввалился ужасный, изуродованный, весь в крови человек. Упал и лежит. Что с ним делать? Она начинает его обмывать, и он ей все больше нравится. Он ей уже не кажется таким уродливым… наоборот… она им почти любуется.

Но вдруг появляются родственники: бабушка, дедушка, мама, отец, дядя, тетки, сестра – толпа родственников. Они недовольны, галдят. Дарья мечется, не знает, что делать, ее все дергают, шум, родня старается вытолкнуть пришельца…

Как он может так жить? Человек вроде не без способностей… Когда видишь подобные вещи, хочется спросить: это что – обломовщина, или он серьезное право имеет? Связался с каким-то богоискательством, скоропостижно женился, скатился на самое дно. Почему?.. А я был инфантилен, и желал исправлять карту звездного неба. Самое полезное занятие для исправляющего.

НО ДЕТСКИЕ ИГРЫ ГУБИТЕЛЬНЫЕ, ЕСЛИ ЗАТЯГИВАЮТСЯ

У Илюши невроз, это точно, и он его пестует в себе, как какого-то бога. Вот в чем все дело. Это он, невроз-бог, заставил его спуститься на самое дно. Там внизу, в самых недрах, Илья собирался обнаружить его, усмирить и, если получится, вывести к свету. Но невроз (бог русского человека, – считает Илья) оказался подлинным монстром подпольных глубин. Он вцепился в своего поклонника когтями и клювом – не желает его отпускать… Вот ведь страсть – видеть перед собой постоянно огромного молоха, терзаться печенкой и гландами, понимать, что с ним разговоры вести бесполезно, желать убежать и не мочь, ибо – давным-давно уже сросся с ним. Ты уже его часть, он тебя воспитал. Ты его и ненавидишь, и любишь – как мать и отца вместе взятых. Цепенеешь под взглядом дракона, с трепетом ждешь, когда ему будет угодно тобой закусить. Прославляешь его, но в то же время и хаешь. Потому что он это собственно – ты: лживая тварь, зовущая к правде.

НЕТ, ЖИЗНЬ НЕ КОНЧЕНА В ТРИДЦАТЬ ОДИН ГОД

Итак, мы все улеглись спать, а Илья пошел бродить среди скал в поисках смысла жизни. Он уверен, что если и не встретит здесь свою Тройку, то все равно – она подаст ему какой-нибудь знак, приоткроется. Впрочем, он получил уже этот знак – увидел его в лунном свете, струящемся по дарьиным волосам. И возликовал, воспарил, живая вода пролилась через край, все тайное стало вокруг явным для него… Но все-таки хочется еще подтверждений, какого-то убедительного символа, типа – вдруг в левой ноге, чуть повыше ботинка, почувствовать острую боль.

Черт побери! Это что? Не рассмотреть – слишком темно. Но боль ужасная. Жила на месте укуса сразу вздулась и затвердела. Что же делать теперь? Если это змея, надо высосать яд. Но не дотянуться. Это, Илюш, укус бессознательных гадов не иначе… Нет, он, конечно, страха не чувствовал. Даже был отчасти рад: вот оно как получилось – тать в ночи, эманация геогностической мысли, сбой в компьютере ночи, им взлелеянной созданной. Я вырастил дерево ночи, и под ним, средь корней его, должен быть змей. Горькосладостный…