Анатолий Давыдчик - Детство

– Здорово, Саныч, – к деду подошли ещё два таких же мужика.

– Своих привёл? Молодца, мы тоже, – проговорил один из двоих.

Все трое хоть и отличались друг от друга, но единило их одно – спокойная уверенность в себе и даже чувство превосходства, что ли. Выйдя на крыльцо, один уверенно вынул из кармана бутылку красного и стакан.

– Давай, Саныч, редко видимся, хоть и живём рядом. – сказал он, наливая вино в стакан. – Как знал, что тебя увижу. Давай за наших, за Сиваш…

Дедушка молча выпил, а я запомнил незнакомое слово и решил при случае узнать.

Лишь потом, спустя много лет, я стал понимать, что эти трое со всей ветеранской «шелупони» были настоящими. Они не рвали глотки с трибун, никуда и никого не призывали. Они знали цену этим призывам и лозунгам. Это их лица перекашивало, когда по радио или по телевизору с одной программой (да, друзья с одной, второй канал – это был удел крупных городов) слышались бравурные песни о войне, исполняемые еврейскими мальчиками. Они не смотрели фильмы про «мы победим», они просто на майские собирались у моего деда и молча пили. И мы, дети, не решались подойти к ним, чтобы не нарушить то хрупкое и святое, под названием «Память». Они все ушли рано, но и сейчас мне хочется сказать спасибо, просто спасибо за всё…

Киносеанс был вполне сносным, увлёкшись «Неуловимыми», мы с братом не замечали, что двери зала то открывались, то закрывались, и по залу то там, то тут, вспыхивал оживленный шёпот. Причина была проста – киномеханик один, сёл много, и на «кино» к нам приехала делегация местного «бомонда» с соседней деревни, что не понравилось нашим. И поэтому, когда мы выходили из зала в фойе, берёзовых киёв не было, а на улице была вторая серия боевика под названием «Наших бьют». Разгорячённые самогоном две толпы месили друг друга с каким-то животным азартом. Про «лежачих не бьют» тут никто не вспоминал; если кто и отползал в сторону из приезжих, то тех добивали местные «дульсинеи», визжа от восторга.

Дедушка закурил и с усмешкой, посмотрев на побледневших меня и брата, как-то обыденно проговорил,

– Пошли до дома, бабушка ругаться будет, и так поздно…

Я намертво вцепился в руку деда, вокруг били друг друга мужики, которые сильнее, здоровее деда и… Мы пошли. Спокойно, будто в сельпо за хлебом, дед шёл через эту свалку людских тел и перед ним все расступались. Наверное так же идёт и ледокол, спокойно и уверенно. Лишь один раз дед освободил руку и поймал за шиворот мужика с окровавленным лицом,

– Васька, мразь ты такая… – процедил дед сквозь зубы. Я оторопел, такого голоса я у дедушки не слышал никогда. В нём словно проснулся тот детдомовец времён голода, его юность гопника и фронтовая молодость. – Не дай бог ты хоть одну штакетину вырвешь…

– Я понял, Ван Саныч, понял… – прохрипел Васька.

– Пшёл вон! – дед оттолкнул его от себя.

Драка осталась уже позади нас, а я продолжал цепко держаться за руку, Юрка, как обычно отстал, чтоб «позырить» ну и разжиться какой-нибудь мелочью.

– Испугался? – услышал я ласковый голос дедушки.

Я в удивлении посмотрел на него, метаморфоза была разительна, минуту тому назад я был уверен, что мой дед способен убить, а сейчас снова такой же ласковый и добрый…

– Их не надо бояться, они же животные, – продолжал дед, не дожидаясь ответа. – Они, как собаки, чувствуют, что ты их боишься и нападут. А так – ерунда это, внучёк…

– А как люди могут быть животными? – спросил наконец-то я.

– Просто, Толик, всё просто. Вот смотри, собака наша, Шарик, охраняет двор, и если кто чужой придёт – она его укусит, правильно?

Я кивнул.

– Так и тут, наши охраняют свою территорию, но стаей, – продолжал дедушка. – Вот и немцы, когда напали – мы их победили, потому что за свою территорию дрались, – неожиданно подвёл он итог. – Но у каждой стаи есть вожак, правильно?

Я снова кивнул.

– А почему?

– Потому что он самый сильный! – с уверенностью говорю я.

– Не, внук, он просто очень умный, – усмехается дед. – Вот ты многих полководцев знаешь?

Я с радостью начинаю перечислять, а дед выждав немного, срезает меня вопросом,

– Хорошо, ты их знаешь, а солдат всех знаешь?

Я осёкся.

– То-то же. – усмехнулся опять дед. – Есть стая и есть вожак, есть отряд и есть командир. Ну ничего, разберёшься сам…

Возле дома стояла мама и отчим, причём в лице которого произошли некоторые изменения.

– Папа… – начала было мама, но осеклась под насмешливым взглядом деда.

– Чё, Генка, тоже досталось? – с иронией спросил дед проходя в дом, – Ничего – ничего, на вас как на собаках…

Бабушка укоризненно покачала головой.

– Вань, если внук будет хоть наполовину такой же, как ты, я ему не завидую, – произнесла она непонятные слова.

– Почему наполовину?! – вскричал я, – Я хочу быть как дедушка.

– Диагноз ясен, – вздохнула бабушка, – второй Сизов, хотя, может, это и к лучшему. Иди спать, дедушка-два…

Дедушка хохотал возле печки, глядя, как мама пыталась залепить раны и царапины отчиму, бабушка улыбалась, значит всё хорошо и я пошёл…

Нет, не спать. Ночь обещала быть весёлой… Детство

Как только все в доме утихло, я замер в ожидании. Время тянулось медленно, больше всего я боялся уснуть, но тихий стук в ставни заставил вздохнуть с облегчением. Тихонько открыв окно, я перелез через подоконник, и вот я уже вдоль кустов сирени крадусь на улицу. Там ожидали уже пацаны, с кем условились ещё давным давно рвануть в сторону болота Тегерек. Село медленно засыпало, а я, брат Юрка и Женька Пинигин, втроём, подбадривая себя, шли на край села.

– Блин, – говорил Юрка, – там точно нечисть водится и нам надо посмотреть; вон баба Маша, колдунья, не зря тудой бредает.

Мы с Женькой кивали, хотя не знаю как у него, но у меня в груди холодело. Несмотря на звездную ночь, болото выглядело чёрным пятном на чёрном фоне; в общем, жутко. Резкий, плачущий вопль выпи заставил вздрогнуть и сесть на землю.

– Тьфу, ты падла! – выругался по-взрослому Юрка и мы, чуть отдышавшись, направились дальше. Но пройдя ещё немного оцепенели. Где-то возле болота зажглись фары автомобиля, затем другого. Мы не сговариваясь развернулись и рванули бегом до села… Дедушка сидел на крыльце и курил, увидев меня улыбнулся.

– Набегался?

Я же, с круглыми от страха глазами, начал нести детскую чушь, где переплелось все и мистика, и шпионы, и прочее. Дедушка, выслушав мой лепет и подождав пока я успокоюсь, произнёс.

– Внучек, самые главные наши страхи – это, когда мы что-то не понимаем. А если что-то не понимаем, то часто придумываем себе черт знает что, а на самом деле все просто. Вот ты видел на болоте, или рядом, огни фар и, не понимая сути, придумал уже историю про ведьм, шпионов и инопланетян, так?