Галина Одинцова - Курортный романс

Лушка-Изольда проснулась. Села, спустила ноги на холодный пол. Болела грудь. Дышала тяжело. Давний, надоевший сон прочно засел в мозгу и сверлил его, не отпуская. Один и тот же сон. На протяжении многих лет. В одно и то же время года. Лушка боялась его. Сопротивлялась ему. Ещё несколько дней женщину преследовал взгляд усатого сома. Его глаза навыкате внимательно следили за ней отовсюду. Постепенно страх улетучивался, эмоции остывали ещё на год, Луша забывала этот ночной кошмар. И вот снова он вернулся и мучил её своим напоминанием о далёком прошлом. Нащупав в темноте ногами тапочки, она грузно, постанывая, опираясь на стоящий рядом с постелью стул, поднялась, прошла на кухню. Открыла пузырёк с настойкой валерианы, налила в кружку, развела водой из графина. Выпила. Омерзительный привкус горьких капель остался во рту, как и привкус тяжёлого сна в душе. Лушка налила из чайника ещё тёплой густой воды, подвинула поближе к себе вазочку с печеньем и, глядя в одну точку неподвижным взглядом, медленно жевала его, запивая изредка водой, не чувствуя ни вкуса, ни ванильного запаха. Рассвет незаметно набирал силу, делая силуэт дерева за окном все ярче и пронзительнее. Утро смыло со стен страшные тени, наполнило комнату тёплым солнечным светом.

Луша тяжело поднялась, прошла в комнату, достала со шкафа и поставила на стул потёртый красный чемодан, открыла шкаф.

3.

Димка был устроен отцом на службу в полицию не случайно. Отцу надоели Димкины выкрутасы на гражданке: институт бросил, компания непонятная, гулянки до утра, а днём – безделье и спячка. Договорился с другом и пристроил сына рядовым в следственный отдел. Димка не сопротивлялся. Видимо самому уже надоела разгульная жизнь, а как закончить её он не представлял. Да и не смог бы по собственному желанию это сделать. Друзья держали крепко. А тут такая отговорка ─ батя настоял, а батя ─ закон. Восстановился на свой курс в юридическом институте. Сдал «хвосты», начал новую жизнь. Поначалу старые дружки одолевали, покоя не давали, напрягали, но Димка сумел отбиться от компании. В полиции был, в основном, «на побегушках», но выполнял задания с удовольствием. И, втайне от всех, даже стал мечтать о работе следователя. Так ему нравились суета и деловитость сослуживцев, имеющих приличный стаж работы и не одно раскрытое преступление. Димка завидовал молодым следователям: их самостоятельности, решительности, самоуверенности.

─ Димон, будь другом, смотайся в район. Тут запрос пришёл, разыскивается некая гражданка ─ Изольда Николаевна Лушкова. Узнай, есть ли такая, кто она, чем занимается, ну и всё такое. Приедешь ─ доложишь. А то дел невпроворот, выручай, друг. Димка обрадовался. Задание! Он снова получил задание! Один поедет на машине полиции с персональным водителем. И пусть задание ему дал его друг и сослуживец лейтенант Смелков , но это же задание!

─ Изо льда? ─ медленно повторил Димка, ─ имя какое смешное! С таким именем без проблем отыщется женщина! Помчался!

─ Давай, давай! Следователь! ─ пожимая руку младшему другу. Смелков ухмыльнулся и, нахмурив брови, о чём-то задумался.

Димка важно вышел из кабинета, прошёлся по коридорам следственного отдела, заглянул в кабинет экспертов. Ниночка смотрела в потолок и о чём-то думала, чертя ручкой в воздухе геометрические фигуры.

─ Нинок, я на задание…

Ниночка кивнула головой и, не ответив Димке, стала что-то писать на листке бумаги. Димка постоял ещё с полминуты и вышел за дверь. Ему так хотелось, чтобы Ниночка поняла, что и он здесь занимается делом, важным делом, а не на побегушках! Мимо него пробежал следователь Ушаков, но и ему Димка не успел доложить, что уезжает на задание. На улице его уже ждала машина. Димка важно, поглядывая на окна следственного управления, сел в машину.

─ Что так долго? ─ буркнул водитель и рванул старенький УАЗик с места.

4.

Вера Ивановна, наконец-то, доварила суп. За раздумьями то бульон выкипал, то лук чуть не сгорел, посолить второй раз хотела. Хорошо, что вовремя одумалась и решила сначала попробовать супчик с «макарошками». Так называла его дочка, когда была совсем маленькой. Протёрла плиту, поставила тарелки на стол, нарезала тонкими ломтиками хлеб, аккуратно сложила его в хлебницу. Надела на кастрюлю смешную «бабу Мотю», сшитую из старого халата, простёганного поролоном. Так суп ещё часа два будет горячим и дочке не придётся тратить время, чтобы разогреть обед. Лида работала участковым врачом. Всегда торопилась. После приёма больных в поликлинике бежала по вызовам на участок. Приходила домой уставшая, нервная, неразговорчивая. Она и так была замкнутой от природы, а после работы и вовсе слова не вытянешь – что, да как. Иногда весь вечер молчат мама с дочкой. Вера Ивановна и не напрашивается на разговоры. Понимает, что трудно Лидочке: участок сложный, много пенсионеров, многие уж очень капризные. Всё внимания им мало. По часу не отпускают врача. Жалобы, да претензии рекой текут. Первый год плакала по ночам Лида. Вера слышала, как Лидочка шмыгала носом, но, наутро, ни словом, ни взглядом не показывала своего отчаяния.

А как они любили обняться, не включая свет сидеть до самой глубокой ночи на уютном диване и болтать. Обо всём. Лидочка делилась с мамой всеми проблемами и радостями. А мама умела советовать и утешать. Лидочка была поздним ребёнком и получала от мамы всю нерастраченную любовь. Отца Лида не знала. Так и жили вдвоём. Это хорошо, что внучка сейчас в деревне у родителей зятя. Немного полегче стало. Не надо раньше вставать, чтобы отвести её в садик. И, хотя отец девочки имеет другую семью, бабушка с дедушкой души не чают в первенце. Всегда рады помочь, любят смугляночку, балуют. Лида не поощряет таких излишеств, но и запретить не может. Видит, как любят её малышку.

Вера Ивановна включила кондиционер, чтобы немного ослабить духоту. По телевизору начался сериал. События в нём развивались бурно, интрига за интригой захватывали, время пролетало быстро. Но не сегодня. Сегодня мысли были о другом. И это «другое» никак не давало покоя.

5.

Лушка достала из шкафа одежду. Откладывая в сторону вещи, уже непригодные для носки, удивлялась, когда, когда она успела так располнеть? Прикладывала наряды к себе, вертелась перед зеркалом, браковала, бросала на пол, комкала, швыряла к двери, и решала: что пригодится в поездке, а что только место в чемодане займёт, да ни разу не оденется. Затем возвращалась к отвергнутым вещам, снова их примеряла, снова отвергала, нервничала, посидела поплакала.

Тёмно-синее платье с белым воротничком прижала к себе. От мамы осталось. Эх, мама, моя мама. Так и не смогли мы стать близкими подружками. С детства отец был ближе. Всегда успевал по головке погладить, сказку на ночь почитать, на собрание в школу сходить. Но и отцу не все расскажешь. Столько девичьего было!