Галина Одинцова - Курортный романс

Томка разве поверила такой отговорке, конечно нет! Тут же по деревне новость разнеслась ─ Лушка своему дальнобойщику подштанники покупает!

Как в воду смотрела Лушка. Да и зря ляпнула эту отговорку, думала она по дороге домой. Ведь прибегут же смотреть, как она новыми штанами крыльцо намывает, на смех поднимут, если обманула. Бабы в селе они такие, ничего не забывают, лишь бы языками почесать, да кому-нибудь косточки перебрать. Наслаждение какое для них! Придётся «тр-р-рэники» любовника под это дело приспособить.

─Где мои тр-р-рэники! Луна моя, ты тр-р-рэники мои не видела. Вот тута они висели на гвоздику у брюках засунутые.

─ Да вот они, солнце моё.

─ Не, это не мои! Мои с карманом у нутри. На кармане булавка пристёгнута, а в кармане рубли кое-какие.

─ Да вот же твои рубли, а карман я сейчас присобачу, делов-то, солнце моё.

─ Не, луноликая, ты мне мои верни. А то жинка докопается: куды дел свои тр-р-рэники, где шлялся, шо их забыл. И карман. От платьичка своего карман отпорола да к моим тр-р-рэникам пришпандорила. Ревнивая, всё проверяет, как до дома приеду, вынюхивает всё.

─ Так боится же она тебя, солнце моё! Сам говорил.

─ Боится! Ещё как боится. А вот ревновать начинает, крику! Куда и страх её девается! Верни мои штаники, от беды подальше.

─ Так я тебе похожий и пришью. Вот смотри, тоже красненький и горошек беленький. От фартушка своего. Не пожалею! Подумаешь, здесь горошки мельче, кто ж там заметит! А то совсем коленки голые в твоих штанах. И сзади расползлись. Некрасиво же, солнце моё. Стыдоба! А мужики, если, где увидят ─ засмеют же!

Согласился парень, но видимо плохо жену свою знал. Недели через две из сельсовета примчалась подружка Милка:

─ Луха, там тебя жена твоего дальнобойщика ищет. Спрашивает, в каком дворе ночевал. Янка проболталась сдуру, что у тебя комнату снимал! Отомстила тебе за то, что ты ей выговор всучила за пьянство непробудное! Прячься! ─ Хихикнула в кулачок Милка, махнула рукой и помчалась через огороды на работу.

Лушка только и успела на крышу сарая по хлипкой лестнице взлететь, как во двор, пулей из ружья, влетела шустрая маленькая женщина, такого же неприметного росточка, как и её любовник ненаглядный, и прямиком в дом! Через минуту выскочила: белый платок в руке на ветру, как флаг вражеский трепещется, волосы дыбом, к потному лицу прилипают. Жёнушка свободной рукой их убирает с глаз, а они снова прилипают ко лбу, щекам, вспотела бедняжка, так к дому Лушки летела. Ветер растрепал всю причёску барышне в нарядном платье алого цвета в белый горошек.

─ Так вот карманчик-то откуда пожертвовала жёнушка на «тр-р-рэники», ─ еле дыша, впопыхах, подумала Лушка. А незваная гостья стоит на крыльце, вытянулась в струнку и головой во все стороны вертит. Ждёт. Любовницу своего мужа. Мужа, на которого и глаза поднять не осмеливается, так боится его, сильного и свирепого.

Лушка обомлела. Конечно, могла бы и не прятаться на крыше сарая. Но ведь драться начнёт. Все жители деревни сбегутся, улюлюкать начнут, подначивать. Знает Лушка этот народ! Только дай им повод!

Сидит на крыше и вздохнуть боится, доски под ней как живые, дрожат. Сарайчик старенький, хлипкий. Его ещё батя для свиней сколотил. Свиней давно никто не держит в нём, а вот всякого хламу внутри хватает: вилы, лопаты, грабли разные большие, и грабельки маленькие. Как раз под Лушкиной фигурой кучкой стоят. Ждут, когда крыша скрипучая рухнет. А жена любовника сошла с крыльца и… ну зачем она оглянулась? Зачем посмотрела на крылечко! И увидела «тр-р-рэники» своего любимого мужа, штаники с карманом в горошек от любимого платьица алого в белый горошек! Нагнулась, двумя пальчиками подняла сие произведение искусства, которым Лушка мыла крыльцо, а потом вытирала ноги об него, повернулась на триста шестьдесят градусов вокруг себя, как в замедленном кино, держа в вытянутой руке драные, уже насовсем, штанишки из синего отечественного трикотажа и завопила нечеловеческим голосом:

─ Ах ты, потаскуха! На штаники моего мужа позарилась! Мало ей Васька маво, так ещё и штаники сняла с него! Знаю, ты здесь! Выходи, шлюха! Мне сказали, что дома ты!

Любовница дрожала всем телом. И не от того, что жена любовника трясла посреди двора рваными штанами мужа в одной руке и белым платком, который развевался на ветру, как флаг ─ в другой , а ещё и потому, что доска, на которой она стояла на четвереньках, прогнулась так, что вот-вот лопнет пополам. И народ прибавляется у Лушкиных ворот. Хохочут, не унимаются!

─ Лушка, выходи, покажи ей, где раки зимуют! Она мужику новые штаны купила, а эта старьё пожалела. Лушка, ну-ка покажи ей, как мужика уводить…

В это время, непрерывно сигналя, на смех любопытным односельчанам, на всей скорости, какая может быть у тяжеловесной машины, примчался Васёк-дальнобойщик. Заскрежетав тормозами, резко остановился, выскочил из кабины и рванул во двор. Жена, размахивая штаниками с карманчиком из красного шелка в белый горошек, наступала на мужа, выкрикивая разные непристойные слова в адрес его любовницы. «Солнышко» схватил свою законную женщину и потащил, вместе с любимыми «тр-р-рэниками» в машину. Рванул с места и исчез. Навсегда. Лушка даже узнавать не стала, что с ним. Как будто и не было его. Так и прожила по сей день ─ ни детей, ни мужа, ни любовника.

10.

Автобус довёз Лушку до вокзала. Поезд уже ждал пассажиров на перроне. Шла посадка. Проводница прочла вслух билет, сравнила с данными в паспорте:

─ Изольда Николаевна Лушкова… проходите, у вас семнадцатое место.

Теперь никто уже не будет звать её Лушкой. Теперь она должна привыкать к имени, которая записано в паспорте: Изольда. Иза.

Всю ночь Иза провела в плацкартном вагоне. Сколько раз вот так по делам ездила в область. И училась в областном центре на повара-кондитера. Привычное дело в поезде ночь проводить. А вот на самолёте Иза полетит впервые. Страшно. Но возврата нет, она уже в пути. Обратно возвращаться поздно. Да и не хочется. Интересно, как же сложится её поездка, с кем придётся повстречаться, все ли будет нормально.

Её грустные мысли прервали попутчики. С шумом и перепалкой семейная пара разместилась в купе, заняв нижнюю и верхнюю полки. Достали провизию, разложили на столе.

─ Присоединяйтесь, не брезгуйте, всё домашнее, от родичей едем.

Иза взяла огурчик, пожевала за компанию. Но пока соседи не угомонились, она тоже не могла расположиться на своём месте. Муж вскоре залез на верхнюю полку и тут же захрапел. А супруга всё угомониться не могла, начала рассказывать о муже, какой он идеальный муж, как любит её, жалеет и как позволяет ей всё! Пока муж с вершей полке не прикрикнул на любимую, она не успокоилась. Иза долго не могла уснуть. Вышла из поезда разбитая, в скверном настроении.