Алик Аллаяров - Граммовое детство

У нее был стержень. Была непокорность. Был характер. Была воля. И это чувствовали все окружающие. Про себя я ее сравнивал с Зоей Космодемьянской, вернее с тем образом, который был навеян старым советским фильмом.

Когда я уехал учиться в большой город, связь с родным поселком, конечно, прервалась. Друзья детства, знакомые, соседи – всё ушло на второй план, а вскоре и вовсе стало забываться, как давний сон. Так произошло и с моими воспоминаниями о тёте Нине.

Прошло несколько лет. Вернулся в родной поселок. Сидим за столом. Мама радостно рассказывает "новости нашего двора". Оля замуж вышла. Валерку посадили. Саня от передоза умер в больничке. Будни рабочего поселка городского типа на стыке эпох. И тут мать осеклась и погрустнела.

– Помнишь, тётю Нину?

– Ну, конечно! Как она?

– Ой, не спрашивай. Такое произошло, никому не пожелаешь.

После глубоких вздохов и рюмки чая, мама рассказала историю.

У тёти Нины был сын. Ее гордость. Парень что называется видный. Спортсмен. Десантник. И, видимо, с мамкиным характером. Я не был с ним знаком и видел лишь раз. В те годы мы были в разных возрастных категориях. Он был уже взрослым. И мама как-то упоминала, что Нина готовится стать бабушкой.

Так вот. Его убили. Убили жестоко, даже по меркам нашего криминального поселка. Кирилл возвращался с беременной женой поздно вечером. За гаражами какие-то отморозки пили пиво. Прицепились…

Этот факт, кстати, потом вызывал наибольшее удивление и негодование в пацанской среде РПГТ*. Даже у самых отмороженных в те времена было неписанное правило: не трогать пары. Если степень предъявы зашкаливала и требовала немедленной сатисфакции, парню всегда давали возможность проводить подругу домой. Мужской разговор обычно начинался со звуком захлопнувшейся за ней двери подъезда, не раньше.

А тут жена. Да еще беременная.

Чуть позже я узнал подробности от соседа. Это было громкое дело, обсуждалось оно всем миром и находило отклик в каждом сердце. Поэтому кровавую историю в деталях знал каждый житель поселка.

С начала что-то спросили (курево?). Ответ не понравился. Хотя какая разница?! Вопрос был риторический и задан с целью докопаться. Оценив ситуацию, Кирилл мягко подтолкнул жену к проему между двумя гаражами, закрыл промежуток спиной и прошептал: "Беги, когда начнется".

Он был уверен в себе, в своей силе и навыках. Поэтому не стал ждать. Напал первым, давая жене время убежать. Говорят, двоих уложил сразу, но пока разбирался с третьим, получил нож в бок от четвертого. Упал на бок. Озверевшие упыри накинулись на лежачего. Добивали ногами. Толпой. Как это могут делать только слабые духом и недалекие умом. Они были под "бычьим" кайфом, одновременно упоротыми и пьяными. Когда подобные сбиваются в стаи, их невозможно остановить. Они или убьют, или умрут. Силы были неравные, поэтому случилось первое.

Меня, как и моих рассказчиков, там не было. Но почему-то я верил, что погибал сын тёти Нины спокойно и даже с улыбкой. Ведь в арке между гаражами уже никого не было. Она успела…

Говорят, их потом поймали. Судили. Но следом уже появлялись другие. Такие же отмороженные. На улице начиналась новая эпоха. Эпоха людей без понятий и принципов, без совести и чести. Вскоре они органично вольются в малиновые ряды новых русских и начнут отжимать и крышивать зарождающийся класс коммерсов.

– Теперь Нина ходит по поселку, вся в черном, как призрак. Никого не узнает. Ни с кем не разговаривает. Траур так и не снимает. Не дай Бог, ― всхлипнула мать.

Вскоре я перевез родителей в большой город, где отучился и начал строить жизнь. Связь с родным поселком была потеряна окончательно. Однако, проезжая как-то мимо по трассе, решил завернуть, увидев указатель со знакомым с детства названием.

Припарковав машину у автовокзала, за несколько кварталов от родных домов, я прошелся по дворам и улочкам. Родными я считал два дома. Девятиэтажку, кстати первую в РПГТ*. В ней я прожил все свое детство. И пятиэтажку, куда мы переехали, когда я учился уже в старших классах. Находились они в непосредственной близости, расположившись в форме буквы "Г", почти касались друг друга углами в тесном дворе. Смена жилья не привела к замене друзей. Поэтому тот переезд мало чего изменил в моей жизни, не считая того, что у меня появилась собственная комната.

В детстве здесь пахло удивительным букетом: мокрым асфальтом, прибитой пылью, полынью, бензином и необыкновенными приключениями. Сейчас пахло мочой и гнилью. Напрасно я бродил по знакомым переулкам и дворам в надежде пробудить ностальгию. Она никак не хотела просыпаться. Разочарованный, мысленно чертыхаясь, я было уже развернулся к парковке, когда услышал знакомый голос. Два пожилых на вид мужика о чем-то спорили с торговкой возле магазина.

– Завтра занесем, бля буду, ― гундосил тот, что повыше.

– Да-да. Ты же нас знаешь, занесем. А пока возьми вот, на реализацию, ― подхватил с жаром второй и сунул какой-то пакет тетке.

Именно его голос заставил меня остановиться. Я наблюдал.

– Ладно, давай. Только в последний раз, ― прошипела женщина, быстро оглядываясь по сторонам. Небольшой сверток был мгновенно закопан в мешке с семечками. Затем она быстро отсчитала несколько купюр и сунула их заметно повеселевшим мужикам.

Трава?! Барыжат. Каждый живет, как может.

Я направился за барыгами в сторону магазина. Дождался, когда они вышли оттуда с пакетом и проводил их до знакомого двора.

– Марыч, ты?

Мой крик застал Марата врасплох. Оглянувшись и явно не признав, он припустил еще быстрее. Скрылись в подъезде…

Я еле успел остановить почти уже захлопнувшуюся дверь.

– Марыч, выходи, поброди́м-пошкоди́м, ― крикнул я в подъездную темноту. Я знал, что он не мог забыть наш детский призыв.

Отпустив дверь, я присел на лавке. Достал сигареты.

– Стрельну, если не жаль? ― Я поднял глаза. Передо мной стоял Марыч, Марат, друг детства, один из нашей банды.

Обнялись.

– А я тя не признал сразу, ― состарившееся лицо Марыча расплылось в беззубой улыбке. ― Если бы не крикнул по-нашенски, так бы и смылся…

Наркоша и сиделец в прошлом, пропойца в настоящем – прочитал я на его лице. Один из самых спортивных и симпатичных парней нашего двора превратился в развалину. А ведь раньше, когда в компании бродили-шкодили, девчонки с него глаз не сводили. Рядом с ним у таких как я шансов не было.

– Ты, я смотрю, как начальник выглядишь, ― Марат, который был младше меня на пару лет, опять показал частые щербинки между зубов.

– А где твой приятель? ― Спросил я.

– Я один был.

Я посмотрел в глаза старого товарища и понял, что только внешность изменилась. В душе это тот же самый Марыч, безбашенный пацан, которого даже фашисты бы не допытали про партизанские явки.