Рей Эридан - Если не сегодня, то завтра

– Завтра я куплю чего-нибудь сладкого. Что бы ты хотел?

С этого дня я ненавижу сладкое.

– Значит, в молчанки будем играть, – раздраженно проговорил Он. – Ну ладно. Не видать тебе сладкого.

Я мысленно хмыкнул, Он пытался меня наказать.

С неимоверным усилием мне получилось повернуться на бок. Все тело скрипело, будто я пытался покрутить старые шестеренки. Я уперся носом в стену, закрыл глаза. Голова заболела сильнее.

Мне было одиннадцать. Мой папа ударил меня в первый и последний раз, но презрение в его глазах настолько въелось в память, что изменило мое отношение к Этому Человеку навсегда. Иногда всего один поступок может решить всю твою дальнейшую судьбу. Сколько бы Он не старался, я так и не смог его простить.

Домашнее задание я так и не доделал, хотя это уже не имело смысла, ведь в школу я пошел лишь через месяц. Издевательства продолжились.

Глава 5

Смесь одиночества и мыслей

Сегодня было какое-то важное мероприятие на работе у родителей, куда они хотели затащить и меня., но в конечном итоге я пожелала остаться дома. Родители не удивились такому заявлению, так как всегда знали, что я не была любителем подобных сборищ, даже если и продолжали безрезультатно пытаться куда-то меня позвать.

– Жаль, конечно, что ты не хочешь идти, но заставлять тебя тоже не стоит, – вздохнул папа, стоя в прихожей.

– Милый, не драматизируй, – упрекнула его мама и поправила воротник папиного пальто. – Такие встречи все равно не подходят для детей, там всегда та-а-ак скучно. Но делать нечего, кто-то из нас должен там появиться.

– Да, дорогая. Я думаю, ты права. Ну все, дочурка, мы пошли.

Меня поцеловали в обе щеки. Входная дверь захлопнулась, послышались удаляющиеся шаги. Я позволила себе расслабить лицо и снять притворную улыбку.

Дома было непривычно тихо. Я лежала на кровати и смотрела в потолок. Сегодня он был слишком белоснежным и безжалостно давил на глаза. Мысли в голове метались, вертелись, а иногда ухитрялись врезаться в череп. Казалось, голова надувалась, чтобы взорваться в любой момент.

Я потерла запястье. Синяк вылез на следующий день: обвил руку как змей и не собирался исчезать. Я старательно скрывала синие следы тональным кремом, ходила дома в кофте, но ощущение тонких пальцев, сжимающих руку, никак не покидало меня. Том всегда был добрым и обходительным с людьми, приступы агрессии были просто не позволительны для него. А сейчас… Я даже не знала, как правильно повести себя теперь. Даже если его так сильно задевали разговоры об Арчи, можно было просто сказать об этом, а не набрасываться на меня.

Может, это была ревность?.. Нет, слишком глупо и самонадеянно так думать.

Я попыталась вспомнить все детали, которые могла ненароком упустить. Картинки всплывали перед глазами, мельтешили туда-сюда, не давая сосредоточиться. Было нелегко, но я заставила себя вспомнить неприятный инцидент во всех подробностях. И мозаика сложилась. Взгляд Тома. В тот момент, когда Том понял, что я пришла только ради Арчи, он сразу же изменился. В его глазах проскочило что-то такое, чего я раньше не замечала. Злость… Нет, не то, скорее, презрение. Но этот взгляд не был обращен ко мне, он был направлен в пустоту, сквозь меня. Будто бы Том пытался создать в своей голове ненавистный ему образ. Том конкретно не переваривал Арчи. Именно поэтому он вскипал от всего, что касалось нелюдимого парня. Но почему? Почему Том так относился к Арчи? Конечно, Арчи не подарок, взрывается из-за всякой чепухи, исчезает непонятно куда и появляется непонятно откуда. Но невозможно ненавидеть человека просто за то, что он существует. Ненависть не берется из пустоты, она возникает на руинах того, о чем не хотелось бы думать. Должна быть какая-то причина.

Почему все так сложно?

Когда я упомянула Тома при Арчи, тот лишь ухмыльнулся. Значит это была не какая-нибудь вечная борьба между Монтекки и Капулетти. Было что-то такое, что волновало лишь только одного Тома. А если дело в самом Арчи? Что-то настолько не нравилось Тому в нем, что тот в свою очередь питал к нему нескрываемое презрение. Но что же так не нравилось Тому?

А следует ли мне вообще лезть во все это? Вдруг я узнаю то, что совершенно не хочу знать. А если, допустим, меня заставят выбирать чью-либо сторону, что я буду делать? Захочу ли я вообще кого-то выбирать? И надо ли мне думать о такой вещи, как «выбор»?

Я уткнулась лицом в подушку и закричала. Содержимое подушки смягчило мои крики и пожалело невинных соседей, которые могли подумать, что здесь происходит убийство, а оно действительно происходило, только моральное, а не физическое. Стало полегче на некоторое время. Внезапный выплеск эмоций отвлек меня от зудящих тараканов, снующих из угла в угол в голове. Я медленно перевернулась на спину, в ушах звенело. Все же крик отрикошетил прямиком в меня. Видно, подушке не слишком понравились столь насильственные действия, вот и отомстила, зараза.

Я настолько погрязла в мыслях, что не заметила, как стало темно. Комната в сумраке казалась таинственной, мистической. Тени приобрели навязчивые очертания, тихое тиканье часов отбивало чечетку глухими ударами, душащая тишина нарастала, подползала все ближе, сужая стены. Я люблю вечернее время, можно сказать, оно мое самое любимое, но только не сейчас. Вечер не любит одиночество и мысли – эта смесь всегда приводит к саморазрушающим последствиям. Вечер любит ромашковый чай, махровый плед, затяжные посиделки со старыми друзьями, долгие разговоры по телефону, одежду, пахнущую костром, легкую ностальгию (не переходящую в меланхолию), старые фотографии из потрепанных альбомов, ароматизированные свечи и мимолетные искорки от спичек, длинные гирлянды, переписки влюбленных людей, близких к признанию, грустную музыку и дневники с секретами. Но не одиночество и мысли. Сейчас я была одна и много думала – вечер знал это.

Попыталась проветрить комнату, открыв окно, но толку было мало. Воздух начал сбегать через образовавшуюся щелку, пытаясь заточить меня в вакуум. Трудно дышать, голова кружится. Мир переворачивался вверх тормашками, мельтешил перед глазами, как назойливая муха, отдалялся невообразимо далеко и приближался невыносимо близко. Я нащупала шкаф, открыла его и достала первые попавшиеся вещи. Свет не включала, знала, что это могло стать ошибкой. Я бы обрекла себя на мучительно яркий свет малюсеньких лампочек, будто бы на меня направили все прожекторы мира и ждали моих действий. Было бы забавно застать саму себя врасплох, но проверять не хотелось.

Дрожащими руками натянула штаны и кофту, взяла телефон, чтобы не волновать лишний раз родителей – разборок я бы точно не выдержала. Вышла в коридор. Обычно я его пересекала семью шагами, – успела посчитать во время ремонта – но сейчас это казалось невозможным. Коридор струился, петлял в разные стороны, стены то и дело выскальзывали из-под пальцев. Как же хорошо, что никого не было дома. Папа точно бы вызвал скорую, еще и подумал бы о чем-то плохом. Я мысленно усмехнулась, хотя мне было совершенно не до смеха.