Дмитрий Рокин - Принц и Ницше, или Всегда говори «никогда»

– Фигасе! Ты в тайне разбогател или просто водишь дружбу с дьяволом? Эта куропатка чертовски хороша! – выпученный большой палец Костика подкрепил слова.

– Набожный дьявол предложил сделку – провести с ней жизнь, но больше никогда не увидеть тебя, или наоборот. Я выбрал второе.

– Что второе? – сконфузился друг. – Провести со мной жизнь? Это мило, конечно, но я надеялся не быть вовлеченным в гомосексуализм. Хотя если бы передо мной стоял такой выбор, я бы тоже выбрал тебя, друг. Хочешь поцелуемся?

– Да!

Друзья синхронно рассмеялись, а их отточенный годами пошловатых шуток смех резонировал мелодичной молодостью звона.

– Ба, привет! – крикнул раскатисто с порога Вова, снимая пыльные вьетнамки. – Куда картошку?! На балкон?!

– Да, Вован, тащи на балкон! – отозвался ватный голос бабушки из-за плотно закрытой двери кухни, сквозь матовое непроглядное стекло которой виднелся ее близорукий сидящий силуэт.

Вова оттащил на плече пятнадцатикилограммовую сетку землистой, но без гнили картошки и плюхнул ее на кафельный пол застекленного балкона, сопящего в темноте зреющего, повзрослевшего вечера.

– Ты че дверь заперла… – Вова осекся, едва сделал шаг на кухню, прищемив хвост разгильдяйской тени распахнутой дверью. – Бабуля. Ты думаешь, это очень смешно?

Рядом с сидящей на ветхом стуле бабой Томой, очень старой, но крайне активной женщиной, видевшей жизнь под всевозможными углами, сидела обескураженная, привычно безупречная Алена, поместив Вову в не менее округлую форму удивления, чем он ее.

Бабушка на пару со старым советским сарафаном, в который была облачена и на пару с которым явно испила эликсир долголетия на брудершафт, залилась злодейским голливудским смехом.

– По крайней мере, ясно, чьих это рук дело, – продолжил Вова, опершись плечом на дверной косяк и деловито заложив руки в карманы темных джинсовых шорт.

– Привет, – растерянно произнесла Алена, осторожно глотнув чай, а аккуратный румянец смущения поцеловал ее в обе щеки. – Так вот о ком шла речь. Этого медиума, баба Тома, я знаю.

– Да неужели?! Совпадение? Не думаю!

Бабушка по новой залилась язвительным хохотом под неодобрительный вздох и закат глаз Вовы.

– Тебе в стендапе пора выступать, – басил он излишне серьезно. – Бабушка провинциального медиума.

– Бери табуретку, – баба Тома перевела снисходительный взгляд сначала на Вову, затем стрельнула глазами в потьмы коридора, – большего не заслужил, и подсаживайся к нашему столику.

Вова удалился за стулом в прихожую, полную тесных, таинственных теней. Алена бегло осмотрела (теперь уже через призму появления явно имевшего отношение Вовы) убранство кухни, за окном которой мглистые сумерки кутались в теплый летний вечер, поднимая круглый флаг молчаливого спутника нашей планеты. Теперь в глаза Алене бросились ранее почему-то не замечаемые чрезмерные рачительность и экономность, засквозившие из каждого предмета, утвари и вещества в склянке, даже из терпеливых замираний и возгораний бабушкиной папиросы.

– Вы хорошо выглядите, курение вам совсем не вредит, я смотрю, – комплиментарно произнесла Алена.

Слишком молодое лицо бабушки – на нем не было ни бородавок, ни старческих волос, ни перекошенных черт, были лишь изящные морщинки, но не ветхие штробы, а аккуратные, в чем-то даже симпатичные линии, в бороздках которых покоился пожатый жизненный опыт.

– В моем возрасте все только на пользу, это в молодости все вредно, – вывела житейскую мудрость улыбчивая баба Тома, махнув рукой.

В дверной проем просочился сначала четырехпалый табурет, оббитыми ножками вперед, а лишь затем Вова.

– Что будем пить, девочки? – кокетничал он, деликатно сев между дамами.

– Ого, – удивилась Алена. – Мне бабушка только чай обещала и какой-то нереальный кофе сразу после.

– Все так, но потом можно и по сто пятьдесят опрокинуть, – бывало произнес Вова и, встав, взял себе чашку с нарисованным волком «Щас спою» из бежевого навесного шкафа, залил заложенный в нее чайный пакетик клубящимся кипятком, бархатно-байховым ароматом кухню наполнив.

– Ну так, бабуля, расскажи-ка мне в двух словах.

Вова, размеренно размешав завар стройной ложечкой изящно потемневшего серебра, дул на горячую поверхность напитка, встав и облокотившись на подоконник, выверенно заставленный горшками с зеленью широколистных домашних цветов.

– А что тебя интересует, Вован? – наигранно удивилась бабушка. – Это Алена, пришла погадать, а я ей наобещала молодого, зеленого, но энергичного медиума для решения «прочих» вопросов.

– Это каких, например? – басил Вова, косо прищурив взор, мокнув его в чай.

– А самых разных, – баба Тома махнула рукой с зажатым меж пальцев дотлевшим огарком папиросы. – Что ты портишь мой образ таинственной, мудрой провидицы, а, бестолочь стоеросовая? Передай мне мои сиги. И жигу свою модную дай.

Вова протянул бабушке до того спокойно дремавшую на подоконнике пачку «Беломорканала», запасы которого никогда не иссякали в этом доме еще со времен оттепели. Зажигалку отдал свою – в металлическом корпусе, с выгравированными узорами певучего орнамента и откидной, породисто щелкающей крышкой. Бабушка запустила в легкие низкие, сладкие ноты грубого табачного дыма.

– «Беломор» бы спас этот мир, – блаженно вдохнула баба Тома, рассматривая зажигалку внука. – К гадалке не ходи…

– Только если в него «план» забить, – пожал плечами Вова, отпив напиток. – От твоего чая во рту привкус гашки.

– Гашки? Ты глянь на этого наркомана?! – иронично возмутилась бабушка. – Так, вернемся к нашим баранам.

– Каким баранам? – прервал Вова. – «План» мой пропал опять. У меня в загашнике «корабль» был припрятан, другу на день рождения хотел подарить. Ты про это случаем ничего не знаешь?

– Это ты про гнитник из твоих беспонтовых старых шмоток? – распрыскивала мелкие насмешливые слова баба Тома. – Так я все разобрала. А «план» скурила с бабками у подъезда!

Алена сохраняла обескураженное безмолвие, не зная, как реагировать и что сказать.

– Да ничего не надо говорить, – Вова ответил на вопрос, который Алена не задавала вслух.

– Ты глянь на него. Ишь. Мыслечет прям, – язвила бабуля. – Этой мажорке тут нужно то же, что и всем остальным.

На сухих губах бабушки заиграла улыбка победителя.

– А вот мои мысли читать нечестно, бабуля, – раздосадованно поюлил Вова. – Ты-то свои скрываешь.

– Я не мажорка, – открещивалась от липкого нелюбимого ярлыка, прошедшего апгрейд современными пороками, Алена.

– Я этого не говорил. А мысли не считаются. Думай как хочешь, а говори культурно. Это такая английская поговорка. Так что назовем тебя «девушка из высшего общества», – нараспев произнес Вова, прощелкав пальцами в такт.