Дмитрий Рокин - Принц и Ницше, или Всегда говори «никогда»

– Трудно избежать одино-о-о-очества! – подхватила песнопение бабушка.

Алена потупила взгляд, никак не ожидая подобного развития событий: гадалка, которую ей советовали самые проверенные люди, должна была просто рассказывать о прошлом и будущем, погадав на кофе или Таро. А здесь бушевали спектакли.

Бабушка, основательно прокашлявшись от последовавшего за пением хохота, который, как и «Беломор», лучше всего прочищал ее легкие, бодро встала и достала из шкафа медную турку, облагороженную изысканной арабеской. Засыпала пахуче-ароматный кофе, заранее помолотый в древней ручной кофемолке. Отвернула смеситель – раздалось урчание, но вода пошла не сразу: предварительные ласки отопительной системы сбили привычный ритм водоснабжения дома.

– В идеале бы по-турецки варить, на песочке. Но откуда такая роскошь. Сахара сколько тебе, Леля? – бабушка занесла над туркой ложечку, без горки наполненную крохотными белыми гранулами, вполоборота развернувшись к гостье.

– А без него можно? – немного замявшись, но все же с уверенным отрицанием в голосе ответила она.

– Кофе без сахара? – изумилась бабуля, пронзив Алену взором карих, чуть подслеповатых глаз, которые, как казалось Алене, видели рентгеном насквозь все вокруг, особенно людские грешные души.

– Это так модно сейчас. Считать калории. Быть в форме. Заниматься йогой. Ходить на фитнес. Правильно питаться. Вести блоги. Считать лайки. Быть в оппозиции. Не уметь готовить. Не хотеть работать. Не есть сахар, – вставил, риторически зевнув, реплику Вова, глядя в окно, за которым лето налило соком ночь.

Алене показалось, что он был в реальном мире лишь одной своей частью, другой же – в мире потустороннем, далеком и непонятном. Или просто мелькнувший из окна запах сирени вырвал память из его тела и бросил в прошлое.

– Все так. Мне за фигурой нужно следить, – высказала свою правду Алена, желая добавить, что умеет готовить, но готовить она умела действительно абы как.

– Ладно, и так сойдет, – бабушка отмахнулась от предрассудков современной молодежи сакраментальной фразой, объясняющей многие процессы в стране.

Густой кофейный аромат наполнил кухню до самых краев, даже немного перелившись через форточку на вдохновенно вдыхающую запах ночную улицу.

– Готово! Тут кофе, – бабушка переливала парящий напиток из турки в чашку, со смаком облизывая тонкие, сухие губы, – кровь японских девственниц, тертые сердца панд и корица. Но зато без сахара. Пей!

Бабушка шваркнула фарфоровую чашку о деревянную твердь стола – та нарезала, танцуя, несколько аккуратных завитков и застыла аккурат напротив гостьи, ни капли «черного золота» не пролив.

– Бабуля, че ты пургу несешь? Графиня думала, что ты серьезный специалист по прошло-будущей проблематике, а ты… – негодовал Вова.

– Глохни, щенок, – грубо оборвала баба Тома, и свет резко стал вполовину темнее.

– Ну ты хам… – Вова надул щеки, цокнув.

Китайский колокольчик, висящий на красной нити у окна, неспешно перебирал полутона на легком, молчаливом ветру, сочившемся из форточки, – ноты удлинялись, занижались и ширились. Дым бабушкиной папиросы, ватно загустев, завис в воздухе без движения – казалось, само время смущенно замерло, попавшись в его хваткую сеть.

– Так, – бабушка вмиг сделалась серьезно-мрачной, кожа ее побелела, в глазах проступила сизая слепая дымка. – Допивай и показывай мне осадок. Потом фото.

Алена быстро допила черный, точно ночь, кофе, даже не заметив, что горячий, источающий густой пар напиток совсем не обжигает ее нежных губ.

– Допила? Давай. Хорошо, – бабушка крутила в руках чашку, всматриваясь в понятные только ей знаки. – Три буквы «А» вижу. И одну «В». Первые две буквы рядом друг с другом, а потом «В» как будто отделяет их от третьей «А». С чем у тебя связаны эти буквы?

– Ну… Имя брата и родителей? – предположила, на мгновение задумавшись, Алена.

– Так. Говори дальше, – баба Тома как будто смотрела сквозь Алену.

– Я… – замялась она, взглянув в глаза бабушки и прочтя в них невозможность утаиваний, быстро подменила первоначальную выгодную мысль другой, более искренней. – Это самые близкие мне люди. Но родители умерли. Брат мне вместо всей семьи остался. Он мне и за отца, и за маму теперь. Тянет бизнесы папы. Я – пару маминых. Мое имя тоже на «А» начинается… А буква «В» это, наверно, первая буква нашей фамилии. Какое-то семейное древо получается. Так?

– Так, – кивнула баба Тома, прикусив папиросу в уголке рта. – Может быть. Но буква «В» стоит между двумя «А», стоящих бок о бок, как будто отделяя эти две от другой буквы «А».

– Я не знаю… – взгляд Алены помутнел, потеряв сосредоточенность. – Наверно, здесь погибшие родители стоят отдельно от брата…

– Хорошо. Допустим, так. Давай фотокарточку, – строго командовала баба Тома.

Алена расстегнула пухленькую сумочку и извлекла семейное фото, где они с братом еще совсем юнцы, а родители искрятся молодостью. Счастливая семья на фоне океана в тропическом раю, ласкаемом бархатной кисеей теплого дождя. Алене нравилось то время относительной идиллии в семье, когда деньги были на подползающем, но все же втором плане.

– Вот, – Алена протянула фотографию, только сейчас заметив странную, немного отталкивающую вещь: левая рука бабушки выглядела несоизмеримо моложе правой, синей, истерзанной глубокими бороздами морщин, – чужие судьбы, судя по всему, перепахали ее кожу вдоль и поперек.

– Сейчас посмотрим, – бабушка приложила «старую» руку к разноцветью фотографии, даже на ее содержание не взглянув. – Цыц, Вован, ты думаешь слишком громко. Хотя да, нам бы так жить.

Вова приглушил распоясавшиеся мысли, придавшись любознательному созерцанию происходящего.

Свет выдыхался и чах на глазах. Тьма поглощала время и пространство маленькой кухни, вливаясь ночью через окно. Капля из крана тянулась смолой вниз. Одинокий мотылек неспешно махал крыльями, точно опахалами. Теплый летний ветерок аккуратно поднимал тюль, а смешливые тени прятались под ним. За окном высокая пятнистая береза, до того размашисто, и в то же время усыпляюще покачивающая ветвистыми руками, замерла.

– Есть одна вещь, которую ты должна понять. Но прийти к ней ты должна сама. В этом весь смысл. Это непростой процесс. Как попасть ниточкой в ушко иголки. Но я дам подсказку. Это лето станет переломным. В любом случае. Тебе нужно все понять. Повзрослеть. Переосмыслить. И принять жизнь. Только тогда все наладится, – бабушка, казавшаяся слепой, делала мелкие движения пальцами, будто наощупь читала предсказания в книге, написанной на языке Брайля.

Алена сосредоточенно молчала, собирая россыпи разнохарактерных мыслей в разные комбинации и последовательности, которые были ей приятнее и понятнее. Неприятные образы отбрасывала, будто они вовсе не подходили в пазлы. А они подходили.